Двое из прошлого

– Я понимаю… и ни в чем вас не виню, – кивнул Василий Степанович. И добавил неожиданно напористо: – Позвольте я вам помогу? Ведь тяжело же!

Маргарита Ступишина пожала плечами и передала одну котомку мужчине, как-то невольно подумав задним умом: «Надеюсь не сбежит. Плакал тогда кусок краковской колбасы с двумя банками зелёного горошка и малосольными огурцами». При этом она бросила на него короткий, но внимательный взгляд и заключила, что ему где-то сорок с небольшим. Судя по внешности (сюда входил приличный, но недорогой костюм и приятный парфюм) – руководитель среднего звена, очевидно, считал занимаемую должность потолком, что его вполне устраивало. Возможно, он работает в какой-нибудь фирме начальником отдела или группы. Фигура для его возраста вполне в порядке, наверное, и все остальное тоже – незаметно скользнула она взглядом по низу живота. А вот лицо… Какое-то оно одутловатое. Глаза совсем невыразительные, как у селедки, лежащей на прилавке. Тонкие губы… Как если бы их не было вовсе. Если бы не кокетливая родинка на правой щеке, оживлявшая весь его закостенелый облик, лицо было бы совсем неинтересным.

– Да давайте обе…

– Что? – спросила Маргарита Геннадьевна, продолжавшая пребывать в «девичьих» грезах.

– Я говорю: давайте я понесу оба пакета, – с легкой улыбкой повторил свое предложение Василий Онищенко.

– Да нет, хватит с вас и одного, – полушутя ответила Ступишина.

Они спустились со входных ступеней.

– Понимаю… Возможно, на вашем месте я бы тоже не доверил все покупки постороннему человеку, – продолжал улыбаться мужчина. – А вдруг сбежит!

Это была еще не искра, но какой-то дымом между ними уже закружил.

– Скажете тоже…

– Куда идем? – поинтересовался Василий Степанович.

– Недалеко, на Генерала Панфилова, – последовал ответ.

– А я живу здесь, на Солдатской, – поведал Онищенко, дабы хоть как-то поддержать разговор.

– Соседи, значит, – ответила Маргарита.

Они молча прошли Луговую и Колхозную улицы и вышли на Пролетарскую. Назревала необходимость о чем-то поговорить, поскольку молчание становилось неловким для обоих. Наконец Василий Степанович, подпустив в голос игривый тон, промолвил:

– Чего ж это вы с такими большими котомками одна ходите? Помочь, что-ли, некому?

– Некому, – кокетливо подпустив в голос нотки сожаления, украдкой глянула на Онищенко Маргарита Геннадьевна.

– А муж? – как бы ненароком поинтересовался Василий Степанович, хотя уже догадывался, что никакого мужа у гражданки с двумя котомками не имеется.

– Объелся груш, – озорно произнесла Маргарита.

– Что же вы его так не уберегли? – весьма серьезно поинтересовался новый знакомый.

– Поберегла, если бы был… Да нет у меня мужа, – ответила Ступишина, полагая, что сейчас мужчина с родинкой на щеке непременно станет напрашиваться к ней домой, намекая, что неплохо бы попить кофейку или чаю. Как в знак благодарности за помощь. Однако Василий Онищенко промолчал. Дойдя до ее дома, он не стал предлагать донести котомку до двери квартиры. И когда Маргарита Геннадьевна, поблагодарив, протянула руку, чтобы забрать свой пакет, он передал его без всяческой заминки.

– Спасибо вам еще раз, – произнесла Ступишина и раскрыла подъездную дверь.

– В какой, вы сказали, живете квартире? – неожиданно спросил Василий Онищенко.

«А я и не говорила, в какой квартире живу», – хотела было ответить Маргарита, но что-то ее удержало. Наверное то, что на данный момент у нее не было никого. В смысле мужчины. Да что там на данный момент, – мужчины у нее не было уже давно, а разные там желания имелись и время от времени не давали покоя…

«Ишь, как завернул хитро», – подумала она, взглянув на Онищенко уже с нескрываемым интересом. И ответила:

– В двадцать восьмой. Это на третьем этаже направо, – добавила она и вошла в подъезд.

Новый знакомый пришел в субботу на следующей неделе. С полным джентльменским набором: цветами, бутылкой шампанского и коробкой шоколадных конфет.

– Можно?

– Да, проходите, – ответила Маргарита Геннадьевна и отступила от двери, давая гостю войти.

Ступишина жила в двухкомнатной квартире пятиэтажной панельки-хрущевки, на первом этаже которой расположились два магазина: овощной и парфюмерный. Одну из смежных комнат, что побольше, занимала она, а другую, дальнюю, старушка-мама, наличие которой в квартире заставило Онищенко сконфуженно улыбнуться. Планы были далеко идущие, а тут приходиться с галопа переходить на шаг.

Когда разместились за столом, Василий Степанович все время поглядывал на дверь, за которой была комната старушки-мамы.

– А что вы все оглядываетесь? – спросила Маргарита Геннадьевна.

– Мама там у вас, как бы хлопот не создать.

– Да вы не волнуйтесь, она сюда не войдет, – попыталась успокоить она Василия Онищенко.

Но он малость нервничал. Не столько тому, что старушка-мама может войти в комнату в самый неподходящий момент и устыдить нежданного гостя за прелюбодеяние, а опасался, что она будет подглядывать в щелочку. Уж больно у старушки глаза какие-то хитрющие. А такое деликатное дело, как интим, в свидетелях и в советах не нуждается.