ДАНИЛА ВРАНГЕЛЬ. ДВОЕ ПЛЫЛИ К СОЛНЦУ

Небольшая бухта, окруженная лесной поляной с цветущими незабудками, ранним утром сверкала лазурью своей поверхности, застывшей как волшебное зеркало. Кругом стояли сосны. Утреннее небо ещё не пылало раскалённостью раннего лета, а спускало прохладу утренних часов.

— Здесь, —  сказал первый и воткнул лопату в землю.

— Здесь, так здесь, —  ответил второй, и устало упал в траву.

Копали минут сорок, тяжело дыша и выбрасывая комья земли из углубляющейся ямы.

— Всё, —  сказал первый. – Я думаю, достаточно.

— Достаточно, так достаточно, —  ответил второй и прислонился к стволу развесистой катальпы, затесавшейся между сосен. Поднял глаза к небу, где плыл ястреб.

Два портфеля и одна сумка полетели в глубину вырытой воронки. Первый обыскал карманы, вытащил мобильный телефон, ключи от машины, документы, и всё кинул в яму. Второй сделал то же самое и кинул в яму даже джинсы, оставшись в спортивных шортах. Первый аккуратно снял костюм, уложил его в пакет и опустил в глубину тайника.

Принялись молча закапывать. За десять минут зашвыряли яму и разровняли поверхность. Устало сели на траву возле куста эхинацеи. Молча смотрели на море и на разгоравшийся восход.

— Искупаемся? —   предложил первый.

— Давай, —  ответил второй. —  Почему бы и нет?

Они зашли в морскую воду, покалывавшую тёплой волной. Немного постояли, глядя на горизонт, пылающий своей линией в предвкушении рождения солнца.

— Хороша водичка, —  сказал первый.

— Прелесть, —  ответил второй. —  Я не был в море лет десять.

Зашли глубже и медленно поплыли вперёд.

— Я всю жизнь мечтал совершить кругосветное путешествие, —   сказал первый. —  Всю жизнь. А сорок лет просидел за книгами, пытаясь там что–то найти.

— То же самое, —  ответил второй. —  Только у меня вариант похуже. Я нашел. Нашел маленькую теорему Ферми и решил её. Считалось, она не имеет решения. Не надо было мне её решать. —  Второй погрузился с головой. Вынырнул и с брызгами выдохнул воздух. Добавил: — И я подсел на это. На Ничто.

— Я понимаю тебя, —  ответил первый. —  После защиты второй диссертации, я почувствовал, что в жизни происходит что–то не то. После третьей у меня уже не проходила депрессия.

Неожиданно прямо перед пловцами вынырнула пара летучих рыб и, пролетев метров двадцать, нырнула обратно в море.

— Видишь, —  сказал первый, —  какие умные твари. Они понимают прелесть кратковременности.

— Я это понял только недавно.

— А я давно, что ещё хуже.

Молча плыли брассом. Огненный край солнца уже наполовину взошел над водой.

— Когда мне было четыре года, я считал, сколько мне осталось жить, — сказал первый. —  Я от ста отнял четыре и получил девяносто шесть. Это была вечность. Мне мама сказала, что человек живёт сто лет. И я поверил. Она мне только не говорила, что живёт он лишь в мечтах. А в жизни он пытается удержаться в воздухе, как та рыба, любыми способами, но без всякого смысла.

— Да, смысл это проблема, —  ответил второй. —  Но без смысла вообще всё теряет смысл.

— Да, так оно и есть, —  сказал первый. —   Помолчал, ритмично врезаясь в воду. Спросил:

— Тебе не страшно?

— Есть немного, —  ответил второй.

— У меня тоже.

Поплыли дальше, упруго преодолевая легкую волну.

— Грязь имеет свойство засасывать, —  сказал первый.

— Ещё как, —  подтвердил второй.

— А из клетки животное через некоторое время боится выходить. Не выгонишь. Так же и люди, —   выдохнул сквозь гребень волны первый.

— Мой друг детства отсидел двадцать лет, и остался работать в тюрьме.

— Да, это обыкновенное явление.

— Слушай, мы же с тобой на голову нормальные? —  спросил второй.

— Я думаю —  да, —  ответил первый. —   Я думаю остальные ненормальные.

Молча плыли дальше. Пылающий диск взошел над морем, освещая лучами вечности суетливую кратковременность.

Двое плыли к Солнцу.