Двое в космосе

Грант безразлично кивнул. Он был уже на все согласен. Он даже улыбнулся, когда десятью минутами позже вытащил из колоды карту и положил ее картинкой вверх рядом с картой Мак-Нила.

— И это вся история? — спросил первый помощник, соображая, через какое время прилично будет начать передачу.

— Да, — ровным тоном сказал Мак-Нил, — это вся история.

Помощник, кусая карандаш, подбирал формулировку для следующего вопроса.

— И Грант как будто воспринял все совершенно спокойно?

Капитан сделал свирепое лицо, а Мак-Нил холодно посмотрел на первого помощника, будто сквозь него читая крикливые газетные заголовки, и, встав, направился к иллюминатору.

— Вы ведь слышали его заявление по радио? Разве оно было недостаточно спокойным?

Помощник вздохнул. Плохо все же верилось, что в подобной ситуации двое людей сохранили такое достоинство, так бесстрастно вели себя. Помощнику рисовались ужасные драматические сцены: приступы безумия, даже покушения на убийство. А в рассказе Мак-Нила все выглядело так гладко. До обидного гладко!

Инженер заговорил снова, точно обращаясь к себе самому:

— Да, Грант очень хорошо держался… исключительно хорошо. Как жаль, что… — Он умолк; казалось, он целиком ушел в созерцание вечно юной, чарующе прекрасной планеты. Она была уже совсем близко, и с каждой секундой расстояние до этого белоснежного, закрывшего полнеба серпа сокращалось на километры. Там, внизу, были жизнь, и тепло, и цивилизация… и воздух.

Будущее, с которым совсем недавно надо было, казалось, распроститься, снова открывалось впереди со всеми своими возможностями, со всеми чудесами. Но спиной Мак-Нил чувствовал взгляды своих спасителей — пристальные, испытующие… да и укоризненные тоже.

Всю жизнь его будет преследовать шепоток. За его спиной будут раздаваться голоса: «Не тот ли это человек, который?…»

Ну и пусть! Хоть однажды он совершил нечто такое, о чем не стыдно вспомнить. Быть может, придет день, когда его собственный безжалостный внутренний голос, разоблачая тайные мотивы его поведения, тихонько шепнет ему: «Альтруизм? Не валяй дурака! Ты старался исключительно ради собственной гордыни — тебе необходимо было нравиться самому себе, самого себя уважать!»

Но сейчас этот внутренний голос, постоянно портивший ему жизнь, цинично над всем издевавшийся, молчал, и Мак-Нила ничто не тревожило. В самый разгар урагана он сумел усмирить себя. А теперь, попав в полосу штиля, он хотел в полной мере всем насладиться.