Двоеверие (СИ)

– Стой ты, свербигузка! Ушёл он! Ушёл! – окрикивала сестра. Но куда там! Рита летела не хуже оленя. Ветви норовили хлестнуть её по лицу, но она умела прекрасно бегать в зарослях за добычей. Олень перепугался, может быть одна пуля задела его, значит Рита не получит наказание от Старшей за промах.

Навь могла бежать гораздо быстрее людей, хоть до самого вечера и даже не запыхаться. Молодой олень подбрасывал круп впереди. Он напористо мчался через хвойные заросли. Останься в пистолет-пулемёте хотя бы один патрон, Рита бы не промахнулась.

Ничего, за поясом спрятан отцовский наконечник копья – вот чем она прикончит добычу! Перед глазами встала картина из детства: вместе с матерью они ходят по семьям и выпрашивают еду. Племя заботилось о сиротах и вдовах убитых охотников, но не о матери Олеси и Риты. Вот где истинный срам! Пока мать вымаливала подаяние у весты, хозяин норы отвёл Риту в сторону и подал ей что-то завёрнутое в тряпьё: «Энто Деяново». В тряпье лежал каплевидный наконечник копья.

Оказывается, у неё был отец, и его дух жил в наконечнике – в том самом, который не сумел пронзить сердце Старой Волчицы, в том самом, который принадлежал проклятому всеми отступнику и предателю – её отцу.

Олеся ненавидела отца и считала, что из-за него они с матерью жили в позоре. За его грехи ей пришлось расплатиться двумя сломанными пальцами на правой руке, суровым воспитанием в стае и опасным походом на север. Рита же почти не помнила отца, хотя порой ей очень его не хватало. Каждый в племени мог гордиться родителем. И Рита тоже гордилась, пусть в тайне: терпела обиды, иногда говорила про него гадкие вещи, зато внутри восхищалась. Он один осмелился бросить вызов Старшей Волчице и почти что убил её, пусть и проиграл.

Рита вынула переделанный из зазубренного наконечника нож, стиснула рукоять и ускорилась. Очумевший от боли олень выскочил к просеке и помчался между проржавленных лесовозов. Рита бега не сбавила, пусть пришлось часто сворачивать и вписываться в повороты, заложенные раненым зверем. В лесном сумраке грузовики казались ей остовами древних чудовищ. Гнилые покрышки обвисли лохмотьями, подвеска разрушилась и тяжёлые машины осели на днище, из старых креплений вывалились замшелые брёвна, через которые Рите пришлось перепрыгивать.

На пути показалась пара вагончиков. Тонкие стены теплушек истлели, прицепные рамы уткнулись в лесную подстилку – больше они никогда не поедут и так и закончат свой век в лесном полумраке. Когда-то люди пытались укротить силу леса, но каждая цепь и брошенная пила говорили об их поражении. Рита не очень часто бывала на просеке: не слишком интересное место, охотиться не на кого, да и чужаки не часто заглядывают.

Олень бросился между вагончиков, вихляя на каждом скачке. Силы таяли, кровавое пятно растеклось по коричневой шкуре. Рита победоносно оскалилась и приготовила наконечник. Она поравняется с зверем, бросится ему на шею и проткнёт глотку. Оставалось всего каких-то пять-шесть шагов, Рита летела как ветер, ничто не могло помешать ей. Но вдруг под оленем лопнула проволока, он споткнулся и завалился на грудь. Шмат старой покрышки взлетел вверх вместе с фонтаном чёрной земли. Риту сильно швырнуло, она так и не услышала взрыва и потеряла сознание.

*************

– Вытрись, вытрись тебе говорю, – густой женский голос прокрался в звенящую голову. Такой голос хорошо бы на хлеб мёдом мазать, настолько он грудной и глубокий. Следом за ним раздался противный металлический скрежет и топот тяжёлых ботинок. Рита открыла глаза в потёмках. Ночь? Нет, сквозь накрывшую клетку занавесь пробивались солнечные лучи. Полог из дырявого, во многих местах заштопанного брезента, и клетка совсем небольшая, три или четыре шага в поперечнике. Тянет повозку, кажется, лошадь. Рита расслышала впереди стук копыт и тихое всхрапывание. Телегу везли по опавшим сучьям и по мягкой земле, она ещё не покинула леса.

Рита привстала и бормотание утихло. Какая-то оседлая пигалица, Зим двенадцати, не больше, таращилась на неё и боязливо жалась к дородной бабе, сущей медведице с густыми бровями и недружелюбными глазками.

– Тётуфка, оно шмотг’ит, шмотг’ит на нас! – прошлёпала слюнявая дура. Неправильный прикус, одутловатое лицо, жиденькие волосёнки – совсем не красавица, да и обе с тёткой грязны. С первого взгляда Рита узнала в них невегласе. От обоих разило подвальной сыростью. Какие они родственницы? Кто их знает! У невегласе все друг другу родня.

– Сгинь, сгинь, нечистая! Мы твои зубья видали, покуда ты валялась в беспамятстве. Не человек ты! Вот погоди, провожатые наши узнают… – бубнила Медведица и прижимала ребёнка к себе.