Двойная жизнь Алисы

Но его роман с Татьяной Николаевной, в общем-то, не моего ума дело. Я просто ревную. Он милый, остроумный, добрый, а когда играет Бетховена на чудесном «Блютнере» Алисы Ивановны, мы (с Татьяной Николаевной) чуть ли не плачем. И он добр к животным: сегодня пришел в бубликах, но и про Хокусавну не забыл, принес ей колбасу почти в метр длиной.

Да, признаю, во мне говорит ревность.

Долго спорили, что снимать. Алиса Ивановна с Татьяной Николаевной придумали использовать картину Веласкеса «Завтрак».

Цецилия Карловна сохранила столько всякой чепухи: страусовые перья, веера, корсеты, капоты, цилиндры… Когда люди живут в своем доме, не переезжают, то все сохраняется на память и можно использовать собственные родные вещи в качестве реквизита. В ее сундуках есть реквизит для всех эпох, от Веласкеса до Чехова.

Кстати, о реквизите: Мариинский театр отказался покупать бальное платье моей матери для «Пиковой дамы», и платье остается мне на память, пока Ма tante не поменяет его на какой-нибудь «ансамбль из приталенного пиджака и легкого платья в цветочек». Удивительно сочетаются в Ма tante страстное неприятие всего советского и страстная же любовь к моде. Если уж она так не приемлет современность, почему бы ей не ходить в крино- линах?..

Для «Завтрака» Веласкеса нашлась огромная шляпа и перья, которые связали так, что получилось пышнейшее перо. Испанский воротник Цецилия Карловна сделала тут же, на живую нитку, из батистовой сорочки. Спорили, что положить на стол: хлеб был, нож и стакан, понятно, были, но нужна рыба. Я сбегал за двумя рыбешками в магазин.

При съемке Татьяна Николаевна случайно открыла рот и вышла на снимке с открытым ртом. Хотели переснять, но потом решили, что так интересней.

Потом снимали то, что предложил Даниил Иванович. Картину «Неравный брак». Мысль такая: муж и жена должны как можно больше не подходить друг другу. На одной фотографии Татьяна Николаевна под вуалью (вуаль тут же нашлась в сундуке), а Даниилу Ивановичу и гримироваться было не нужно, он в цилиндре и с трубкой. Эта фотография выглядит не как шутка с переодеванием, а как произведения Даниила Ивановича, как абсурд.

На другой фотографии Татьяна Николаевна головой лежит на голове Даниила Ивановича. Съемки — это игра, конечно, но Татьяна Николаевна не хотела так близко соприкасаться, поэтому принесли подушку, положить как изоляцию.

Когда делали съемку, вдруг погас свет: пробки перегорели, ведь для съемок был включен весь свет, в том числе огромные лампы.

В комнате везде запутаны провода, разбросан реквизит, и когда погас свет, все бухнулись кто куда на ощупь. Алиса Ивановна села в кресло, но там уже кто-то сидел, и она сказала «кто это?». Через минуту дали свет, и мы увидели, что она сидела в кресле с И. А., почти что у него на руках. Мне показалось, что Татьяне Николаевне было не по себе, хотя она не подала вида. Я за нее переживал.

Фотография с подушкой плохая, совсем мне не понравилась. Возможно, во мне опять говорит ревность, теперь я ревную Татьяну Николаевну к Даниилу Ивановичу. С моей стороны это глупо, ведь Даниил Иванович симпатизирует Алисе Ивановне и, как кажется, временами даже влюблен в нее. Но ревность не знает логики.

Все ушли поздно, после ужина. В прихожей не зажигали света, и все веселились, роняли шапки и шарфы на пол и искали, ползая по полу и хохоча. Цецилия Карловна — ангел, весь вечер возилась с реквизитом, что-то на ходу подшивала, потом кормила всех ужином, потом перемыла посуду… С посудой я ей помог, и убрал реквизит в сундуки, и расставил по местам мебель.

Когда в дверь позвонили, я решил, что кто-то из гостей забыл свою шапку, но это был посыльный: принес пакет для Алисы Ивановны.

Алиса Ивановна развернула пакет: песочные часы и записка. К чему песочные часы? Все объяснила записка: «Ровно одну минуту был счастлив». Это И. А. изобретательно пошутил, что он был так счастлив с Алисой Ивановной на руках, что каждая секунда бесценна. Татьяне Николаевне и без того было неприятно, когда Алиса Ивановна села с ним в одно кресло, а уж когда прочитали записку, тем более очень неприятно.

Меня это угрызало чуть ли не до слез. Иногда Алиса Ивановна кажется мне безразличной к людям.

Что касается до ее поступка, Алиса Ивановна села на руки к И. А. нечаянно… но вот странность, я уверен, что с Татьяной Николаевной ничего в таком роде не случилось бы.

Думаю, что я люблю Татьяну Николаевну, точно люблю. Если бы не любил, разве я понимал бы ее так? Разве мне было бы ее жаль? Ей хочется найти что-то, что больше ее самой, найти такую идею, чтобы ей служить. Любимое слово у нее — бездна. Для нее и музыка, и живопись, и любовь — все бездна, и на занятиях у Филонова она рисовала бездну. Она ждет от своей любви, от своего прекрасного (в своем роде) Браудо того, что он не может ей дать, думает: «Может быть, завтра?», и будет ждать вечно.

И вдруг ко мне — внезапно, как сердечный приступ, — пришла такая грусть, такое бессилие, как всегда бывает у меня после большого веселья.

Пошел бродить по Фонтанке.

Дневник Рахили