А еще он вспомнил, наконец, что означает у фраганцев одна серьга в правом ухе. Бретер, профессиональный дуэлянт-наемник. И, следовательно, виртуоз владения оружием, иначе человеку, живущему клинком, в этом ремесле не удержаться. Да и вообще не удержаться в живых. Значит… Значит, отец, испугавшись, что Аластор все-таки вызовет лорда Бастельеро, сделал единственное, что могло дать его сыну хоть какой-то шанс, — нашел того, кто научит Аластора владеть шпагой так хорошо, как только возможно.
В глазах защипало от смущения и благодарности, в горле встал ком, стоило представить, чего отцу стоило смириться с его замыслом и сделать почти невозможное — уговорить фраганского бретера стать наставником дорвенантца. Но Аластор этот ком сглотнул и, не отводя взгляда от внимательного требовательного взора фраганца, сказал — будто в реку прыгнул с обрыва:
— У меня есть враг. Настоящий, смертельный. Он оскорбил меня. Вы, наверное, думаете, что это глупость, я еще слишком молод… Но есть поступки, которых дворянин и мужчина терпеть не должен. И я точно знаю, что мы еще встретимся. Он старше, опытнее, он признанный мастер фехтования. Но я должен смыть обиду кровью. И… я не боюсь смерти, но мне нельзя умирать. На дуэли с ним, я имею в виду. Это будет несправедливо, понимаете, месьор?
— Справедливость клинка — жестокая справедливость, — негромко сказал фраганец. — Юноша, вы уверены, что вам нужна именно она? В этом мире не так много обид, которые стоят потраченной на них жизни. Право же, отомстить врагу можно по-разному. А ваш отец, кажется, больше всего на свете страшится вас потерять.
— Мой отец — человек чести, — глухо сказал Аластор, борясь с желанием отвести взгляд. — Он знает, что я не могу отступить. Поэтому он и нашел вас. Прошу, месьор, помогите мне.
— Я сниму с вас шкуру, — с той же ровной безмятежностью предупредил фраганец. — Слой за слоем, вместе с вашей щенячьей самоуверенностью, прежними представлениями о фехтовании и привычкой себя жалеть. Я выбью из вас все, что покажется мне лишним, то есть все, что вы полагаете своими достоинствами как бойца. Потому что прямо сейчас вы ужасны. Я сказал, что вы неплохи для дорвенантца и обычного фехтовальщика? Забудьте. Это был незаслуженный комплимент, лживый, как похвалы, которые голодный бродяга расточает престарелой трактирщице. У вас отвратительно поставлена рука, я уж не говорю о том, что всего одна! Вы двигаетесь уныло, как крестьянская лошадь, и медленно, как она же с полным возом дров. Я не знаю, кто был вашим прежним наставником, но он научил вас не бою, а бальным танцам, впрочем, даже им научил паршиво. Чтобы драться как бретер, вам придется забыть то, чему вы уже научились. Вытравить из памяти разума и тела. Поэтому вы будете делать все, что я скажу, каким бы бессмысленным, нудным или трудным это ни казалось. У меня с вашим отцом договор, что я могу отказаться от преподавания в тот же день, когда вы откажетесь выполнять мои указания. Понимаете, юноша? Полное послушание и доверие, либо не тратьте свое и мое время. Сделать из вас хорошего бойца — примерно то же самое, что вырезать из доски рапиру, имея инструментом только иголку.
— Я буду очень стараться! — выпалил Аластор. — Обещаю!
— Какое счастье, — ехидно согласился фраганец. — Что ж, тогда вы либо станете моим величайшим поводом для гордости, если научитесь прилично обращаться с клинком, либо окажетесь не менее величайшим позором. А по пути к одному из этих достижений мы весьма интересно проведем несколько лет.
— Айлин, яблочко, проснись, — тихо попросил мэтр Киран.
— Зачем? — удивилась Айлин, и искоса, чтобы никто не заметил, посмотрела на покачивающегося Аластора (и как ему удается раскачиваться сидя?) и магистра Мэрли, затеявших игру в бутылочку.
Вместо бутылки они взяли опустевшую фляжку Аластора. Раскрученная фляжка вертелась совершенно непредсказуемо в отличие от настоящей бутылки, как уверял магистр. И поэтому игроки сначала увлеченно спорили, куда именно на этот раз указало горлышко, а потом — как заставить надгробие мэтра Кирана отойти в угол склепа и трижды прокукарекать.
«Надо рассказать про эту игру Дарре, — решила Айлин. — И Саймону тоже, конечно! Им наверняка понравится! Вот только зачем мэтру Кирану, чтобы я просыпалась? И вообще…»
— А разве я сплю?
— Спишь, — заверил мэтр. — Проснись. Обещаю, ненадолго.
— Хорошо, я постараюсь! — вздохнула Айлин, бросила последний взгляд на Аластора, снова раскрутившего фляжку, старательно зажмурилась и… проснулась.
Мэтр Киран сидел в изножье кровати, разглядывал комнату и рассеянно гладил Пушка, улегшегося у нее в ногах — вот, оказывается, почему так затекли стопы! Ну и ладно, зато не холодно!