— Сейчас посмотрю, — целую я Лерину ладошку. И скатившись на бок, одним рывком стягиваю с жены майку. Затем лосины и трусики. — Вот сейчас и посмотрю, — касаюсь пальцами обнаженного живота и улыбаюсь довольно.
— Ты мой? — снова уточняет голая жена.
— Абсолютно!
Затылок покалывает от нехорошего предчувствия. Но я гоню его прочь. Лера и дочки рядом. На фирме дела идут. И в мэрии вроде все в порядке.
Что может еще случиться?
Глава 26
Лера
Обессиленные от любовной горячки, мы засыпаем в обнимку. Переплетаем ноги и руки, максимально вжимаясь друг в друга. Мускулистое тело Тимофея окутывает меня целиком, не оставляя даже малейшего просвета. Даже не различаю уже, где заканчиваюсь я и начинается муж. Пальцами ног веду по его голени. До ступни точно не дотянусь. Мои пятки болтаются гораздо выше Морозовских щиколоток.
Только и остается нежно касаться длинных расслабленных ног Тимофея. Утыкаться носом в его грудь, слегка колышущуюся в такт размеренному дыханию.
Спит мой Морозов. Действительно мой!
И дочки спят.
Сейчас бы осторожно выбраться из кокона крепких рук и засесть за контракт. Когда еще время будет? Но даже двигаться не хочется. Растворяясь в неге, гоню прочь мысли о работе.
Потом. Все потом. Выберу момент. Надя с девочками посидит.
Муж крепко прижимает меня к себе и что-то бормочет во сне. Точно никуда не выпустит! Легко провожу ладонью по загорелому предплечью Тимофея. И сама млею от простой безыскусной ласки. Пальцы бегут по в меру накачанным мышцам и, добежав до жилистой шеи, внезапно натыкаются на теплые звенья металла. Серебряная цепочка, на груди крест. И когда мы занимаемся любовью, маленький маятник ходит из стороны в сторону, повторяя движения Тимофея.
Чуть слышно касаюсь небритой щеки, любуюсь длинными, как у девчонки, ресницами. И неожиданно оказываюсь перевернутой на спину.
— Попалась? — грубовато шепчет Морозов. — Теперь не отвертишься.
Хриплый рык мужа действует завораживающе.
— И не собираюсь, — подначивая, всматриваюсь я в сонные голубые глаза.
— Тогда держись, — предупреждает шутливо Тимофей, одним движением вторгаясь внутрь.
Охнув от неожиданности, оплетаю накачанный торс ногами и уплываю в нирвану. Крышу реально сносит. И я плыву…Плыву.
— Фу-ух, — выдыхает Морозов, через несколько минут падая рядом. — Вы мертвого из могилы поднимите, Валерия Васильевна, — усмехается он, утыкаясь губами в мой висок. И предлагает страдальческим тоном: — Давай поспим, а?
— А сколько сейчас время? Девчонок кормить не пора?
Муж одним движением откатывается к краю кровати. Тянется к телефону.
Хлопает рукой по пустой поверхности тумбочки.
— Кажется, внизу забыл сотовый… Ну капец.
Качусь к своему краю. И схватив трубку, торжественно провозглашаю:
— Двадцать три двадцать, еще с полчаса можем поспать.
— Еще двенадцати нет! — шутливо морщится Тимофей и, притянув меня к себе, соглашается: — Полежим еще немножко. Потом, пока ты девчонок покормишь, я чай заварю и бутеры сделаю.
Можно, конечно, поспорить. Сослаться на ЗОЖ и позднее время. Но кто же откажет Тимофею Морозову? Точно не я!
Устроившись на широкой груди мужа, лениво очерчиваю узоры на его предплечье.
— А это какая буква? Угадай! — мурлычу я расслабленно.
— Ммм… «А» или «Л»… Давай еще раз, — втягивается в игру полусонный Тимофей.
Хихикаю, снова выводя узоры. И неожиданно чувствую, как напрягается муж. Приподнявшись на локте, прислушивается.
— Что там? — спрашиваю я напряженно.
— Столетов, гребаный кабан. Носится по кухне, аж стены дрожат.
— Что ему нужно?
— Еще раз в морду получить не терпится, — недовольно вздыхает муж. И снова прислушивается. Теперь уже к наступившей тишине. — Угомонился он там?
— У него своего дома нет? Почему он с нами живет?
— Есть, конечно. Но там тетя Люда его пилит. А тут спокойнее. Ну и охраняет он нас.
— От кого? — спрашиваю я тревожно. Но на лестнице слышатся тяжелые шаги Столетова, и мой вопрос остается без ответа.
— Сюда прется, что ли? — не на шутку напрягается муж. На всякий случай прикрывает меня покрывалом.
— Тима, ты здесь? — колотит в дверь Богдан.
— Да, сейчас выйду, — раздраженно откликается муж и добавляет сердито: — Какого хрена ты ломишься? Горим, что ли?
— Так на Ольховке пожар! Весь район занялся! Никак потушить не могут…
— Твою ж мать! — скатывается с постели муж. Лихорадочно натягивает боксеры и брюки.
— Так, Лера, — наклоняется он ко мне. Но в глазах плещутся тревога и ярость. Тимофей уже не здесь. Мысленно тушит огонь и пытается помочь людям. — Вызывай Надю. Как придет, запирайте двери. Никого не впускать. Не нравится мне этот фейерверк.
Муж торопливо чмокает меня в лоб и, выскочив за дверь, рявкает на Богдана:
— Какого мне сразу не позвонил?
— Телефон проверь. Стопятьсот пропущенных вызовов, — басит Столетов.
Закутавшись в покрывало, пытаюсь представить район, терпящий бедствие. Это самая окраина города, застроенная хибарами. Как бельмо на глазу Шанска.
Шаги постепенно стихают. Хлопает дверь. Слышится звук отъезжающего автомобиля.
«Вот тебе и ночь любви!» — поднимаясь с постели, фыркаю я недовольно.
Вздрогнув от звонка домофона, на ходу натягиваю халат.