Двойник Декстера

Таким образом, я провел первую половину дня, слоняясь по дому, переставив почти все стулья в доме, возможно, надеясь на внезапную вспышку надежды, если бы я только смог найти нужное расположение мебели. Ни один из них, казалось, не был лучше предыдущего. Стулья на кухне не дали стимула для моего мозгового процесса, и сидение в кресле перед телевизором также не поспособствовало этому. Даже на диване была психически мёртвая зона. Я не смог отогнать образ Худа и Доукса, объявляющих о моей гибели с такой радостью, их поблёскивающие зубы и одинаковые безумные улыбки, которые идеально совпали в тон с последним высказыванием моей Тени. Казалось, все показывают мне свои зубы, и я не мог придумать ни одной мысли, которая смогла бы помочь мне закрыть собственную челюсть, или прекратить мои похождения. Я в ловушке, и в мире не было такой мебели, которая смогла бы вытащить меня из неё.

Остальной остаток дня я провел в волнении, удивляясь, что я скажу Рите и Дебс, когда Худ и Доукс, в конце концов, придут за мной. Будет трудно с Ритой, конечно-но что насчёт Деборы? Она знала, кто я есть, и знала, что я заслуживаю наказания за свои дела. Послужит ли это ей облегчением для принятия сего факта? И как арест меня повлияет на её карьеру? Копу, у которого есть брат-убийца, будет не просто принять факт его ареста. Конечно, люди будут сплетничать, и эти сплетни отнюдь не будут безобидными.

И что насчёт Лили-Энн? Какие ужасные повреждения может нанести такому яркому и чувствительному ребёнку, взрослеющему без отца факт того, что её собственный отец монстр? Что, если это и её столкнёт с краю в жизнь на Тёмной Стороне, вместе с Коди и Астор? Как я смогу жить с осознанием того, что я уничтожил такую потенциально красивую жизнь?

Это было бы чересчур для любого человека, и я был очень рад, что я не один. Достаточно сложно было справляться с собственным колоссальным раздражением и разочарованиями-я уверен, если бы у меня были нормальные эмоции, то я бы рвал на себе волосы, вопил, и скрежетал зубами, и, вероятно все из этого было бы нецелесообразно.

Впрочем, все из того, что я сделал сегодня, также не произвело какого-либо ценного эффекта. Я даже не смогу придумать достойную прощальную речь для выступления в зале суда, после того, как присяжные сочтут меня Виновным по Всем Пунктам, и они, конечно, так и сделают. Что я мог бы сказать? “Гораздо, гораздо более темные дела я творил-и каждая минута послужила мне наслаждением”.

Я сделал сэндвич на ленч. Не было никаких остатков еды в холодильнике, и никакого мясного ассорти. И к тому же, там не было хлеба, кроме двух полу-чёрствых корок хлеба, поэтому мне, в конечном счёте, попалась идеально подходящая под день еда: сэндвич с арахисовым маслом и желе из черствой корки хлеба. И поскольку является важным найти соответствующий напиток к еде, я запил водой из-под крана, наслаждаясь ощутимым привкусом хлора.

После обеда я попробовал посмотреть телевизор, но обнаружил, что ровно две-трети моего мозга сосредоточены на волнении по поводу моей предстоящей гибели, оставшаяся треть мозга была слишком умна, чтобы мирится с яркой и блестящей чушью дневных программ. Я выключил телевизор и просто сидел на диване, позволяя одной напряжённой и несчастной мысли гнаться за другой, до тех пор, пока, наконец, в половине шестого, распахнулась парадная дверь и ворвалась Астор, бросила свой рюкзак на пол, и торопливо ушла в свою комнату. За ней последовал Коди, и он на самом деле заметил меня и кивнул, и затем Рита, неся Лили-Энн.

“Ох”, - сказала Рита. “Я так рада, что тебя не-Можешь взять ребёнка, пожалуйста? Ей нужно сменить подгузник”.

Я забрал у Риты Лили-Энн, и держа её, я снова удивился, как в последний раз. Лили-Энн, казалось, почувствовала моё настроение, и усердно попыталась приободрить меня, тыкая мне в глаза, и затем булькая от веселья. Я должен был признать, что это было довольно умно, и я слегка улыбнулся, неся её по коридору на пеленальный столик с одним полуоткрытым глазом и текущими из них слезами.

Но даже хитрого ума Лили-Энн и её весёлых выходок было недостаточно, чтобы заставить меня забыть, что моя голова находится в петле, и кое-какие очень жадные руки тянутся к ней, чтобы сомкнуть её вокруг моего горла.

ГЛАВА 23