— Двоюродный брат Владыкиной, военный следователь из Ярославля, — один из обвиняемых по этому делу. Когда следствие только-только начиналось, он звонил Катерине и сообщил, что, возможно, станет фигурантом и быстро отмазаться не получится. Она была расстроена, поделилась с лейтенантом Калдышем — они оба хорошие такие приятели. Я как-то заметил, что Катерина сама не своя, узнал у лейтенанта, может, ему что известно. Он рассказал. Но всё ли, нет ли, где приврал, уж не знаю.
— Что брат Владыкиной сообщил ей? Что передали вам? — голос Сезонова похолодел.
— Он сказал — точнее, мне передали такими словами, — что в городе уничтожены какие-то невероятные звери, непохожие ни на один вид животных, проживающих на Земле. Предполагалось, что они пришельцы. Безумная фантастика, но так. И брат Катерины в том числе… упоминал ваше имя. Я потому и не препятствовал вам ознакомиться с досье на нее, зная, что вы увидите, кто ее родственник, и что-то для себя поймете. Потому, собственно, вы и сами здесь.
«Всё-таки эта цепочка существует! Владыкина осведомлена от Аверченко!»
— Что говорили обо мне?
— Этот — уже далеко не «один вопрос», Валерий Игоревич.
— Знаю, и всё-таки.
— Вы встречали его вместе с местным гарнизонным капитаном, между вами возникло недопонимание по вопросу этих… непонятных существ и вы пытались переманить следователя и второго военного на свою сторону. Потом следователь вас больше не видел. Какая уж у вас была тогда правда, мне не ведомо. Только брат Катерины сказал, что вас якобы надо опасаться. Есть за что, товарищ подполковник?
Взгляд Селиванова взметнулся к Сезонову.
— Никак нет, — выдавил тот.
«Значит, Селиванов действительно не знает, что я после встречи с Аверченко сразу из города не уехал. Если сейчас не врет. Не скажет правды, что знает, как было дальше — если ему известно. Но это уже никак не вытянешь… Аверченко, значит, после возбуждения «ярославского дела» сказал Владыкиной, что больше не видел меня, и ничего не добавил. Получается, Багров не рассказал ему, что мы с Юрой еще были в Ярославле в ночь ликвидации пришельцев. Смолчал, а зачем? Уже не выяснишь.»
— А вообще… Если хотите начистоту, товарищ подполковник… На сей момент мне не важны ярославские эпизоды. Не там моя епархия. Мое дело — заниматься местным пришельцем. И вы сейчас — тут. И интересует меня — настоящее дело. И мне важно, как вы показываете себя здесь, а что до Ярославля… Что было, то случилось. Ситуация там взята на контроль компетентными лицами? Прекрасно. Поэтому речь между мной и вами — только об Омске и только о Ягосоре. Работаем только по одному направлению. И если генерал Фамилин, о котором я слышал только хорошее, вас особо отметил и рекомендовал, мне нет оснований вам не доверять.
«Вот как. А я вот, наоборот, с подозрением, ко всем здесь. В силу пакостной привычки, которая, однако, порой спасает жизнь.»
— Спасибо, товарищ полковник. За ответ. Но скажите еще. У вас разве не возникало сомнений при включении в рабочую группу по изучению Яго, сибирского пришельца, родственника человека, ставшего фигурантом по уголовному делу с другими пришельцами?
— Сомнения? Нет. Два разных дела о двух разных представителях инопланетных видов, далеко по одну и другую сторону уральского хребта. В контактах не работаем. Они — объективно — не знают о нас. Мы — объективно — не знаем о них. Если вы хотите подвести к тому, что Катерина со своим братом о чем-то опасном договорились, что мне не известно, то этого быть не может. — Селиванов понизил голос, заговорив еще тише прежнего: — После разговора Владыкиной с братом в ее служебный телефонный аппарат и, к сожалению, в мобильный телефон, в целях осуществления проверки безопасности, встроена прослушка. Она это не знает. Мы слышим и читаем каждый ее разговор. Да, ситуация с мобильником — вторжение в личную жизнь. Но управление предприняло такой шаг, чтобы поймать момент, если что-то будет затеваться в отношении нашего пришельца или тех, ярославских. Прошло уже столько недель, а за Катей не наблюдается какое-либо несвойственное ей поведение.
— Думаете, всё так просто?
— За простым отводом глаз кроется сложное сюжетное сплетение, вы считаете?
— Есть основания. Правда, боюсь, они только для меня веские. Но не для вашего департамента, не для омского управления.
— Вам явно известно о «ярославском деле» больше. Я уверен. И уверен также, что сказали вы о нем несравненно мало. Не знаю конкретики, но знаю общее: вы видели и слышали многое, имеете некое представление и понимаете, почему в Ярославле произошло то, что произошло.
— На самом деле не до конца всё ясно. Лично мне. И этого я не узна́ю. Узнают лишь следователи и суд.
Селиванов поднес к губам чашку с готовым кофе и отпил свежесваренный напиток.
— Другими словами, резюмируя нашу беседу: у вас есть сомнения относительно советника Владыкиной?
— Да.
— Вот так вот берете и обвиняете служащего моего подчинения.
— Не голословно.
— Поясните подробнее. Это вам кажется? Или вы уверены?
— Страшно сказать, но ни то, ни другое. Я допускаю.
— Хм. Некая середина.
— Так точно.