Двойное отцовство

Журналист Алиса задавала жёсткие вопросы, но Илья ни разу не вспылил и не отказался отвечать. Я с интересом прислушивалась к беседе.

— Однажды вы уже побывали на вершине Эвереста. Что вы почувствовали? Радость, ликование, восторг?

— Удовлетворение от проделанной работы.

— И всё? А о чём вы думали в тот момент? — спросила Алиса и ненавязчиво подсказала: — Возможно, о красоте Гималаев, о том, что вы покорили величайшую вершину земли.

— Нет, — спокойно ответил Илья. — Я думал о том, что погода портится, и нам нужно срочно спускаться, а у ступени Хиллари скопилось много людей.

Алиса похлопала глазами:

— Они мешали вам спуститься?

— Да. Они мешали нам спуститься, а мы мешали им подняться. Когда на узкой тропинке скапливается сто или двести человек, очереди и задержки неизбежны. А на высоте восемь тысяч восемьсот метров каждая потерянная минута грозит смертью.

— Ваша жена умерла из-за пробки на вершине Эвереста?

Илья качнул головой:

— Она не умерла. Она потерялась во время бурана, который начался, когда мы спускались.

Мы все замолчали. Слышались только бульканье молока в капучинаторе и лёгкая музыка из бара.

— Неужели вы думаете, что она осталась жива? — с любопытством спросила Алиса.

Как ей хватило духу задавать такие личные и ранящие вопросы? Я бы не смогла. Илья только пожал плечами — мол, думай, что хочешь.

— Почему вы решили пойти туда второй раз?

— По личным мотивам, — ответил он с такой светлой и открытой улыбкой, что мне захотелось зареветь.

Он что, собирался искать на Эвересте свою пропавшую жену? Я поморгала, чтобы изображение в видоискателе снова стало чётким.

— Спасибо, что согласились на «Мужской разговор», — официальном тоном произнесла Алиса Кочкина. — Мы будем следить за вашим восхождением. Желаю удачи! Возвращайтесь к нам с победой!

***

Мариша разбирала штативы, Лаврик укладывал костюм и белую рубашку в кофр.

— Мне понравилось интервью, — сказала я Илье, который натянул спортивные штаны и толстовку и опять стал похож на нормального парня, а не метросексуала со стильной причёской и накрашенными губами. — Ты отлично держался.

— Я знал, о чём будут спрашивать, — ответил он. — Мне заранее прислали вопросы.

— Это хорошо.

— Да.

Он смотрел на меня таким нежным взглядом, что я не выдержала и шагнула вперёд. Илья крепко меня обнял, прошептал на ухо:

— До завтра?

— До завтра, — отозвалась я, чувствуя, как сильно стучит его сердце. — В шесть часов утра мы заедем за тобой. Макс написал, что весь день катался по магазинам, затарился продуктами и вином. Купил мангал, узбекские помидоры и седло барашка. Просил тебе передать, чтобы ты сделал козью ножку.

— Специально для Макса я сделаю джойнт.

— Это же для мажоров, — сказала я, не сумев сдержать улыбку.

— Не напоминай! Я раскаиваюсь, что дразнил твоего мужа. Он прекрасный человек, — Илья тоже заулыбался, — я понимаю, почему ты его полюбила.

— Завтра сам ему об этом скажешь. Макс будет счастлив, он обожает, когда ему объясняются в любви.

Илья только фыркнул мне в шею.

14. Тот, кто снизу

Синоптики не наврали, уже в шесть утра было плюс двенадцать. Мы погрузились в мой джип, потому что Макс предпочитал низкие спортивные автомобили, а я любила вездеходы. Я выбрала заднее сиденье: зачем рулить по просёлочным и лесным дорогам, когда можно поручить это мужу?

Илья вышел с баржи с огромным рюкзаком и гигантскими, сложенными вдвое матами. Похожие маты устилали пол скалодрома, но Макс на скалодроме не был и впервые видел подобные приспособления.

— Что это такое? — с удивлением спросил он.

— Крэшпады, — ответил Илья. — Это чтобы когда ты упадёшь со скалы, то не сломал себе руку или ногу. Или шею, не дай бог.

— А я упаду?

— Обязательно. Раз примерно сто.

— И ты обложишь землю этими матрасами?

— Всё верно.

Макс выглядел озадаченным:

— Я думал, если я сорвусь, то повисну на верёвке, и ты меня вытащишь. А если не получится, то обрежешь трос, чтобы я не утащил тебя за собой. Чик ножиком — и я полечу в пропасть, а ты посмотришь мне вслед и утрёшь скупую слезу.

— Куда-куда полетишь?

— Ну в пропасть, в трещину ледника, в расщелину какую-нибудь, — перечислял Макс, заталкивая крэшпады в багажник. — Мало ли в горах расщелин?

— Мы полезем на гладкий камень высотой метров пять, — сказал Илья. — Там нет расщелин даже для муравьёв. А тебе надо поменьше смотреть кино про альпинистов.

— Он вчера три фильма подряд посмотрел, — сдала я Макса. — Про Эверест, К2 и северную стену Айгера.

— Зря, — сказал Илья, садясь в машину. Он перегнулся назад и легко поцеловал меня в губы. — В кино показывают трагедии, но на самом деле альпинизм — это гармоничное сочетание неприятного с бесполезным.

— Тогда зачем ты этим занимаешься? — Макс сел за руль и завёл двигатель.

— Чтобы почувствовать себя живым.

— А на равнине ты этого не чувствуешь?

— В горах иначе — более пронзительно. Если когда-нибудь вы заберётесь на высокую гору, то ощутите разницу, — улыбнулся Илья.

— Это вряд ли, — сказала я задумчиво. — Мы с Максом любим море, пальмы и песок…

— Люксовые отели и перелёт бизнес-классом, — подхватил Макс. — Манговый смузи и тигровые креветки на шпажках.