Двойной агент Сторм в Аль-Каиде и ЦРУ

Когда мы подошли к коттеджу, дверь открыл Кланг и с порога принялся шутить насчет погоды. Мне показалось, он опасается, как ненароком не стать свидетелем того, что профессионалы называют «психотическим эпизодом».

— Говорить совершенно не о чем, — повторил я.

— Мы тоже хотим кое-что выяснить для себя, — пояснил Кланг. Никогда я еще не видел этого плейбоя из датской разведки таким серьезным, будто от того, что должно произойти в следующие полчаса, зависели долговременные и доверительные отношения ЦРУ и датской разведки.

Мы поднялись в спальни на втором этаже. Из окон струился свет.

«Майкл» был типичный американец — квадратная челюсть, в общем, плакатный «солдат Джо». Удостоив его легким формальным кивком, я продолжал разговор по-датски с Клангом.

Тот, отлично понимая, что я нарываюсь, перешел на английский и предложил заказать кофе.

Я посмотрел на Майкла.

— Вы меня не убедите, — сказал я.

— Думаю, я здесь не для того, чтобы в чем-то вас убеждать. Я просто должен с вами поговорить, — ответил Майкл.

Произнес он это весомо и медленно с акцентом уроженца района где-нибудь между Нью-Йорком и Бостоном.

Мы прошли наверх к номерам на верхнем этаже и, усевшись за стеклянным столиком, внимательно посмотрели друг на друга.

Я подумал, что нужно все-таки протянуть руку дружбы.

— Хочу вас поздравить… Как бы то ни было, главное в том, что эти негодяи устранены, — произнес я.

— Верно, верно, — с готовностью поддержал меня Майкл. — Для меня это тоже самое главное: я здесь не для того, чтобы ругаться с вами. Я здесь потому, что уважаю вас, поверьте. Я понимаю, что вы чувствуете — но не понимаю, отчего вы так расстроились, — сказал он, пристально глядя на меня.

Ему неплохо удавалось разыграть озадаченность.

А я продолжил:

— На то есть две причины. Прежде всего я воздаю должное тому, кого ликвидировали, если вы меня понимаете. Мы воздаем ему должное как врагу. Но я еще раз подчеркиваю, его необходимо было ликвидировать.

— Правильно, — согласился Майкл. — Его необходимо было ликвидировать.

— И это здорово. Потому что, если бы не ликвидировали его, он ликвидировал бы массу ни в чем не повинных людей, — продолжил я.

— Это так, — согласился Майкл. Он из кожи лез вон, чтобы меня успокоить. Его слова были словно бальзам на рану.

— Он был моим близким другом. Моим наставником. Моим шейхом. Он был моим другом, но из-за засевшей в нем злобы я не мог поступить иначе… Я чувствовал, что его необходимо убрать, устранить исходившую от него угрозу, — пояснил я. — И…

— Абсолютно с вами согласен и хочу вам кое-что сказать. Случается, что в этом есть необходимость, — перебил меня Майкл, подкрепляя каждое слово второй фразы решительным жестом. Я заметил, что у него сильные руки. Возможно, бывший боксер, мелькнула у меня мысль. Кланг потом сказал мне, что этот Майкл служил в спецназе ВМС США.

И Майкл попытался ко мне подольститься.

— Вся эта операция — плод усилий группы, коллективной работы моей организации, здесь с вами со всеми был Джед, а сейчас приехал я… У нас была группа, мы всей группой работали над этой операцией, в которой вы сыграли ведущую роль.

И вновь в подтверждение последних нескольких слов рубанул воздух ребром ладони.

— И многие в моем правительстве, то есть под «многими» я понимаю избранное меньшинство и хочу, чтобы и вы поняли, что это…

— Да-да, мы знаем Алекса, мы знаем Джорджа, да и вы знаете еще людей, — не дал ему договорить я. Я просто не вытерпел — на меня нахлынули воспоминания о непродолжительном контакте с высокопоставленным сотрудником разведки из Вашингтона и резидентом ЦРУ в Копенгагене.

— Да, но, понимаете, я имею в виду не Алекса и не Джорджа. Я имею в виду…

— Обаму?

— Президента Соединенных Штатов, так будет лучше, верно? Он о вас знает. Понимаете, обо мне президент Соединенных Штатов не знает. А о вашей работе знает. То есть все влиятельные люди знают о вашем вкладе в это дело. И за это мы вам благодарны, — сказал Майкл.

У меня сложилось впечатление, что эти слова он заранее выучил наизусть и сейчас явно переигрывал.

— Я тоже благодарен, — ответил я.

Майкл входил во вкус. Возможно, даже думал, что обставил меня по очкам.

— Я понимаю ваши чувства, и мы дойдем до них — о том, как мы скверно с вами обошлись, и я ваши чувства понимаю. Вам наверняка есть что сказать по этому поводу, и я готов вас выслушать, хорошо? Но я скажу вам, если бы мы действительно скверно с вами обошлись, я бы здесь с вами сейчас не сидел. Не было бы такой необходимости.

В конце предложения у него была привычка часто повторять «хорошо», «верно», «правильно», будто он хотел во что бы то ни стало добиться от меня согласия со всеми его логическими построениями.

— У вас скверная репутация, — отметил я, имея в виду ЦРУ как учреждение.

— Верно. К сожалению, скверная. Потому что нам приходится защищать таких людей, как вы. Всю эту грязь мы не опровергаем — бесполезно. Люди читают то, что считают правильным, и думают то, что хотят думать, и не наше дело убеждать их в обратном.