Двойной контроль

Люси медлила с ответом, размышляя о своем неуверенном отношении к детям: ей хотелось дать ребенку то, чего у нее самой не было, но было страшно, что дитя унаследует ее худшие черты. В последнее время она все больше задумывалась о трудностях своего детства и о том, как это повлияло на ее болезнь. Один из недостатков такого холистического подхода состоял в том, что приходилось не искать виноватых, а волноваться о возможных психосоматических связях.

– Ты это из-за удочерения? – спросила Люси. – В том смысле, что Карен забеременела, вовсе не желая детей?

– Верно, но об этом я узнала только при встрече с ней, – сказала Оливия. – Мне тогда уже было двадцать шесть, так что это не оказало особого влияния на мои рассуждения.

– Ну да, – согласилась Люси, словно бы намекая на то, что вряд ли все так просто, и ободрительно продолжила: – Я так и представляю, как Фрэнсис с младенцем в кенгурятнике разгуливает по Хоуорту.

– И я тоже, – сказала Оливия.

– Между прочим, – сказала Люси, переходя к более насущной теме, – Хантер очень заинтересовался возможностью возрождения дикой природы и хочет воспользоваться услугами Фрэнсиса не только здесь, но и на своем ранчо в Калифорнии – оно огромное, куда больше «Яркого солнца».

– Да, это очень заманчиво, – сказала Оливия. – Фрэнсис уже наполовину составил отчет о «Ярком солнце», но мы же не можем рассчитывать, что Хантер оплатит все наши расходы на воспитание ребенка.

Слова Оливии прозвучали резковато, из-за чего Люси острее ощутила себя своего рода благотворительным проектом. Да, она руководила «ЭпиФьючерс», но, следуя указаниям врача, старалась не переутомляться. Как ей было известно, в корпоративном мире «переутомление» означало тот момент, когда безумие становилось контрпродуктивным. В «Стратегии» существовала полусатирическая конкуренция в отношении работы допоздна и по выходным, и Люси, освобожденная от нее по состоянию здоровья, все-таки чувствовала себя исключенной.

– А еще вот что нас беспокоит в отношении ребенка, – продолжила Оливия. – Нас и так уже семь миллиардов, и все уничтожают дикую природу на планете.

– Тоже верно, – поддакнула Люси. – Но здравомыслящих людей явно недостаточно, а вы с Фрэнсисом наверняка породите одного. Кстати, как вообще Фрэнсис? Ну, кроме того, что ошарашен.

– Он готов ко всему, – сказала Оливия. – Погоди, я сейчас у него спрошу.

Пока Фрэнсис что-то приглушенно отвечал, Люси взяла с полки у гамака щепотку смеси лекарственных грибов: чага, грифола, ежовик, линчжи, траметес.

– Говорит, что обрадован известием о моей беременности, но если я решу ее прервать, то воспримет это стоически, – сказала Оливия.

– Иными словами, он, как обычно, само совершенство, – шутливо заметила Люси.

– В нем слишком много совершенства, – отозвалась Оливия. – По-моему, он киборг.

– Значит, ты станешь матерью первого в мире ребенка, рожденного от человека и киборга, – изумленно ахнула Люси. – И младенца назовут Избранником.

– Вот, теперь мне гораздо проще принять решение, – сказала Оливия. – Нет ничего легче, чем породить новую расу и новую мировую религию. Погоди, тут Фрэнсис начал перечислять свои бессчетные, чисто человеческие недостатки.

– Типичный киборг, – заметила Люси.

– Да-да, киборг и есть, – согласилась Оливия. – Придется отладить его настройки и отключить опцию «Маскировка под человека», и тогда у меня снова будет самый совершенный в мире спутник.

– Ох, поторапливайся, пока «Маскировка под человека» не освоила необратимую функцию автономного рекурсивного обучения, что сделает киборга человечнее любого человека, а потом он нас всех уничтожит на непреднамеренном, но абсолютно логическом основании, что наши человеческие качества далеки от оптимальных.

– Вот и меня это тревожит.

– Тогда я больше не буду тебя отвлекать. Займись делом, – сказала Люси.

– Ладно, я завтра тебе еще позвоню, проверю, как у тебя дела, – пообещала Оливия. – А сегодня хватит уже отнимать у тебя свободное время.

– Ничего страшного. Тем более ради такого важного события в истории видов.

– Спасибо, что помогла мне оценить общую ситуацию, – сказала Оливия. – Масштабные вещи легко упустить из виду.

Они попрощались, и Люси отключила звук телефона. Они с Оливией все годы своей дружбы вели такие шутливые беседы, особенно когда происходило что-то эмоционально насыщенное, трудновоспринимаемое логически. Сейчас Люси осознавала, что известие о беременности Оливии вызвало в ней затаенную горечь, поскольку заставляло окончательно признать, что ей самой не придется испытать радостей материнства. От этой горечи защищала лишь смутная фантазия о ребенке от Нейтана, как будто возможность забеременеть от человека, который сейчас ее ненавидел, была менее достойна сожаления, чем возможность быть матерью-одиночкой с угрожающим диагнозом.