Двойной кошмар

   - А ты оскорбил богов! - громко произнёс Роман.

   Он вскочил на камень, с которого они с Громкоголосом свалились в пылу борьбы, и поднял вверх руки. Толпа на площади зашумела и стала затихать. Зрители, с интересом наблюдавшие за борьбой, не спешили прийти на помощь ни одной из сторон, очевидно, ожидая результата схватки. Сейчас они с любопытством вытянули шеи и прислушались.

   - Жители долин и лесов, благородные обитатели этого места! - начал Ромка. - Я обращаюсь к вам. Мы явились сюда, и хотели почить богиню плодородия своим скромным искусством. Не наша вина, что этот человек нарушил ваш праздник. Но он виновен ещё в одном: этот человек похитил моего брата Рэма, и насильно увёз его в город. Вы даровали мне венок за победу в состязании. Я горжусь этой наградой. Но ещё больше я хочу освободить своего брата. Поэтому не нужно мне обещанного приза. Позвольте мне забрать этого человека - Громкоголоса. Я обменяю его на брата.

   Оправляя свои белые одеяния и придав лицам торжественность, к камню приблизились судьи. Вперед выбрался старый судья, вручивший Ромке свой венок. Он опирался на руку распорядителя в волчьей шкуре. Стало видно, что он уже очень стар. Редкие волосы пушком одуванчика обрамляли сухое, тёмное лицо. Глаза смотрели рассеянно, должно быть, старый поэт различал лишь смутные силуэты людей.

   Старик шепнул что-то распорядителю на ухо, и тот торжественно объявил:

   - Братья! Победитель состязания певцов и поэтов заслуженно получил свой венок. Поэма, которую он прочёл нам, вложена в его уста богами, и будет считаться нашим общим достоянием. Со своей стороны, мы выполним обещание, данное перед началом состязания, и вручим победителю жирного барана. Соперник поэта Рома, Громкоголос, опозорил себя в наших глазах и оскорбил богиню. Поэтому мы лишаем его права принимать участие в состязаниях в этом году. Но он - свободный человек и слуга царя. Пусть Ром выясняет с ним отношения, как хочет, это его дело. Нас оно не касается.

   - Трусы! - выкрикнул от повозки парень, который распутывал верёвки на рабах. - Боитесь царского пса!

   - Замолчи! - с достоинством ответил распорядитель в волчьей шкуре. - Ты ещё молод, чтобы учить стариков, что им делать.

   - Вот он, связанный, как баран, перед вами! - крикнул парень. - А вы его даже сейчас боитесь. Жалкие трусы.

   Он протолкался к камню, и взглянул на Ромку:

   - Возьми меня с собой, храбрый поэт Ром. Мне надоело пасти коз, которые смелее их хозяев.

   Ромка посмотрел на него. Парень стоял перед ним и восторженно глазел на него, на лавровый венок на Ромкиных волосах, на связанного, сидящего возле его ног толстяка Громкоголоса. Парень вблизи оказался огненно-рыжим. То, что Роман издали принял за шапочку растамана, изрядно поношенную, оказалось шапкой красных кудряшек, больше приличных для пуделя, чем для человека. На лице парня, загорелом, с орлиным носом, блестели серые узкие глаза.

   - Я собираюсь отнять своего брата Рэма у самого царя, - медленно сказал Ромка. Он только сейчас понял, что Громкоголос - слуга того самого человека, который отнял трон у своего брата, и сел на него незаконно. И этот человек, очевидно, запер дочь в темницу, велев бросить её сыновей-близнецов в реку. Его дед.

   Часть вторая

   Глава 23

   - Подарок царю! - тонким голосом пропел пухлый раб в богато расшитой набедренной повязке.

   Над повязкой колыхался тщательно выбритый розовый живот. В руке раба блестел новенький меч с широким лезвием. В лезвие можно было смотреться, как в зеркало. Очевидно, в других целях его не использовали. В другой руке была зажата верёвка. Конец верёвки тугой петлёй обвивал шею Рэма.

   - Стой, где стоишь, - дворцовый стражник ткнул тупым концом копья в мраморный пол. Глухо звякнул металл на конце древка.

   Из-за колонн, окружавших дворик с бассейном, показался тощий, носатый человечек в нарядной простынке и золочёных сандалиях. Пухлый раб дёрнул верёвку, заставив Рэма подойти ближе.

   Нарядный человечек оглядел пленника:

   - Наш господин уже отдыхает с новой наложницей. Но я скажу ему о вашем подарке.

   Человечек ещё раз обвёл взглядом Рэма, и ушёл, смешно семеня ногами в расшитых туфлях.

   Рэм остался стоять на мраморных плитах возле пухлого раба. Верёвка давила шею, ноги в потрёпанных сандалиях горели огнём.

   Всю дорогу до города он тащился за хвостом пегой лошади, на которой восседал доверенный раб Громкоголоса. Следом шагал здоровенный вояка в шлеме и кожаном доспехе, подталкивая пленника копьём в спину, если тот начинал загребать ногами и поднимать пыль.

   Солнце над дорогой палило немилосердно, лошадка трусила с ленцой откормленного животного, которого никогда не били ничем, кроме хворостины. Так что когда впереди показались первые дома, солдат уже сам поднимал сандалиями пыль, опираясь на копьё, как на палку, и только костерил вполголоса ленивого раба, не уточняя, кого именно. Жирный всадник дремал, надвинув на глаза шапочку из белой ткани, и не обращал внимания на брань вояки.