Двойной заговор. «Неудобные» вопросы о Сталине и Гитлере

Ответ: Тухачевский меня к себе не приглашал, я с ним больше не встречался. Однако беседа Тухачевского о «реальных политиках» в партии заставила меня призадуматься и в общениях со своими знакомыми искать подтверждения изложенных Тухачевским соображений.

…

…Вскоре я узнал гораздо более конкретные вещи, заставившие меня думать о возможных кардинальных изменениях в руководстве ВКП(б) и всей проводимой Советским государством политики: я узнал о непосредственной связи между группой Бухарина — Рыкова и Тухачевского.

Вопрос: От кого вы это узнали?

Ответ: Об этом мне при встрече в конце 1936 года рассказал один японец.

Вопрос:

 О каком японце идет речь? Где вы с ним встретились?

Ответ: Вскоре после напечатания моей статьи «Самопознание социализма» в декабрьском номере (1936 год) «Известий» мне позвонило по телефону неизвестное лицо с просьбой о свидании, передав при этом привет от «харбинских знакомых»… После некоторых колебаний я изъявил согласие на встречу, и мы договорились встретиться в тот же день около десяти часов вечера в Лосинке, неподалеку от Института НКПС. В назначенное время я пришел в условленное место. В начале одиннадцатого к институту подошла машина. Из нее вышел окутанный в шубу человек, по внешности японец. Подойдя ко мне и назвав меня по фамилии, японец отрекомендовался фамилией Накамура, заявил, что он является корреспондентом одной из токийских газет, что он следует транзитом из Японии в Европу и задержался на несколько дней в Москве.

…

Вопрос:

 Где и о чем вы с ним разговаривали?

Ответ: Накамура пригласил меня к себе в автомобиль и в течение примерно полутора часов разъезжал со мной между Москвой и Лосинкой, и все время беседовали. Вначале он говорил о моей статье в «Известиях», спросил, давно ли я сотрудничаю в этой газете и знаком ли я с Бухариным и его друзьями, на что я ответил отрицательно. Он интересовался далее, в каких кругах я вращаюсь, и снова говорил о среде бухаринско-рыковской группы, называя ее группой реальных политиков, гораздо более дальновидных и более снабженных социальной опорой, нежели недавно провалившаяся группа Зиновьева — Каменева. На мою реплику, что теперь едва ли можно серьезно говорить о роли бухаринско-рыковской группы, он заметил, что эта группа, по его мнению, вовсе не так слаба, как кажется, и что у нее имеются немало явных и тайных сторонников в различных звеньях советского аппарата. Затем он спросил меня о настроениях советской интеллигенции и о собственной моей оценке политического положения. Я вкратце сообщит ему свою точку зрения.

Вопрос: Что вы сообщили Накамура?

Ответ:

 Я изложил Накамура свою оценку существующего в стране положения под уклоном зрения моей теории «бонапартизма», — я говорил, что революция неуклонно устремляется по бонапартистскому пути, развивается этот бонапартизм особого порядка — прежде всего как принцип безграничного единовластия вождя.

Затем я обратит внимание Накамура на такие мероприятия правительства, как установление званий, орденов, введение института маршалов, восстановление казачества и т. д.… Появление «знатных людей» как бы подчеркивало создание новой знати, т. е. опять-таки наводит мысль на аналогию с эпохой Бонапарта. Я говорил, что казнь зиновьевцев — есть первое в истории русской революции применение якобинских методов борьбы с революционерами: мокрая гильотина — вместо сухой. В таком же духе я дал оценку и другим событиям внутренней жизни страны.

Вопрос: Как реагировал Накамура на изложенные вами вопросы?

Ответ: Как бы в ответ на эти «бонапартистские нотки» моих замечаний, мой собеседник неожиданно для меня перешел к теме Красной армии и отметил, что, по его сведениям, у правых есть сторонники и в ее среде, точнее, в среде ее верхушки, правые вовсе не так бессильны, как я полагаю. Японцы имеют насчет этого достоверную информацию не только собственную, но и почерпнутую из союзного им источника, столь же, как они, заинтересованного в борьбе с Коминтерном. Есть основание утверждать, что надежды и планы правых вовсе не беспочвенны. И чтобы не быть голословным, он даже может назвать одно имя, представляющее в этом отношении достаточно веским: по его данным, «господин Тухачевский» связан тесными политическими симпатиями с группой правых коммунистов. А Тухачевский — имя импонирующее: его хорошо знают политические круги всех иностранных государств, и еще русская эмиграция прочила его в «русские Наполеоны» Вместе с тем, как один из маршалов, он популярен в СССР.

На мой вопрос моему собеседнику, как же мыслит он политическую программу такого право-военного блока, он развил мне ряд соображений…