Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

Говорят, что у баррикады только две стороны: мы и они. Это хорошо знала большая часть испанского правительства — коммунисты, часть левых социалистов и примкнувшие к ним представители буржуазных партий. Они понимали необходимость сплотиться перед лицом внешнего врага и действовали по принципу «коней на переправе не меняют». Война — явно не лучшее время для внутренних преобразований в государстве, и даже коммунисты не настаивали на создании Советов, проведении коллективизации и прочих прелестях диктатуры пролетариата. Это было вполне оправданно как с точки зрения внутренней политики, так и внешней. Социалистическая революция в Испании могла привести к тому, что Англия и Франция откажутся от политики невмешательства и поддержат Франко. Тогда революция не только отдалила бы победу, но и взорвала международную ситуацию, повернув ее и против Испании, и против СССР. А ведь оплотом коммунистического движения была все-таки не Испания!

Троцкий же пытался создать трехстороннюю баррикаду. Позднее эта идиотская политика блестяще реализовалась в Польше во время второй мировой войны. Националистическое подполье, помимо того, что боролось с немцами, дралось и с коммунистическим подпольем. Польские партизаны из «Национальных сил збройных» и Армии Крайовой убивали не только немцев, но и польских партизан из Армии Людовой. Нетрудно догадаться, кому на руку была такая «принципиальность».

То же самое было и в Испании. Коммунистам и их союзникам по Народному фронту противостоял другой лагерь — часть левых социалистов во главе с премьер-министром Ларго Кабальеро (которого его окружение очень хитро обрабатывало, называя испанским Лениным. Как же «испанский Ленин» мог слушаться указаний Сталина?!). Интересы Кабальеро и троцкистов совпадали в одном пункте — они были очень обеспокоены популярностью и влиянием компартии и всячески старались это влияние нейтрализовать. Так что у поумовцев в правительстве был могучий союзник и защитник.

Поумовский лагерь, следуя призывам Троцкого, выступал за превращение войны между, как они говорили, «двумя крыльями буржуазии» в войну того типа, что была в Советской России в 1918―1921 годах. Для этого в тылу у республиканцев непременно и немедленно следовало совершить революцию: установить пролетарскую диктатуру, создать Советы, расформировать регулярную армию, превратив ее в Красную Армию, национализировать промышленность.

Конечно, все это было сплошной демагогией. Реальное влияние ПОУМ имел всего в двух провинциях. Но даже если бы в руках Троцкого оказалась куда более сильная КПИ, это все равно было бы демагогией. Испания 1936-го нисколько не походила на Россию 1917-го. Большевистских Советов там не имелось даже в зародыше, органы государственной власти коммунисты контролировали очень слабо (из 268 депутатов парламента Народного фронта коммунистами являлись всего 17, в то время как социалисты имели там 88 мест). Не контролировали коммунисты и профсоюзы. Крупнейшее профобъединение — Национальная конфедерация труда (НКТ) — шло за анархистами, а второй по численности Всеобщий союз труда (ВСТ) — за социалистами. Об армии и говорить было нечего. Из 150 тысяч солдат и офицеров 80 % оказались после 17 июля на стороне Франко. (Большевики к октябрю 1917-го имели абсолютное большинство в Советах солдатских депутатов двух ближайших к столице фронтов и пользовались поддержкой столичного гарнизона.) Это была трижды демагогия, но и в таком качестве она оказывала воздействие на неокрепшие умы. Прежде всего, это были умы анархистов, которые приняли призывы ПОУМ о немедленной революции весьма близко к сердцу.

Испанские анархисты — это не кучка матросиков с «цыпленком жареным» из старого фильма. Они представляли собой и политическую, и военную силу. Однако во всем остальном от анархистов времен гражданской войны отличались мало. Так вот, решено было показать тупым испанским крестьянам, что значит настоящие революционеры. Иначе говоря, провести поголовную коллективизацию, поставить к стенке большую часть католических попов, ну и так далее, вплоть до свободной любви. Хорошо, что территория этой деятельности естественным образом ограничивалась Арагоном. Илья Эренбург, посмотрев на один из свежеорганизованных колхозов, сравнил его с поселением индейцев, созданным испанскими колонизаторами из ордена иезуитов.

При этом на поле брани анархистские дивизии тоже вели себя своеобразно. Они наступали и отступали, как в голову взбредет, кое-где устанавливали себе на фронте 8-часовой рабочий день, а в остальное время играли с противником в футбол. (Франкисты, не будь дураки, этим воспользовались и, оставив на Арагонском фронте хилое прикрытие, перебросили основные силы под Мадрид, который республиканцам еле удалось отстоять.) Когда же в их рядах случайно оказывался командир, пытавшийся наладить хотя бы минимальную дисциплину, он частенько получал пулю в спину. Именно так погиб под Мадридом самый популярный из анархистских лидеров Буонавентура Дурутти.