Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи

Может возникнуть вопрос: а на кой черт вообще Наполеону было лезть в эти политические дрязги? Всякие слова вроде «жажды власти» ничего не объясняют. Никаких «идей фикс», вроде «нового мирового порядка», у него не было. Особой любви к Франции — тоже. Но, видимо, так уж устроен человек, что стремится к максимальной самореализации. А тут путается под ногами какая-то сволочь, которая мешает развернуться.

«Я не умею повиноваться», — говорил он в штабе в Италии…

А. Щербаков. Как стать великим

С самого начала власти Советской России опасались «бонапартизма», то есть установления военной диктатуры. Они все слишком хорошо знали историю и помнили, чем закончилась французская революция. Поэтому чекисты особо присматривали за всеми сколько-нибудь видными военачальниками, и в первую очередь за Тухачевским — учитывая его характер и громкую славу.

(Кстати, именно этим можно отчасти объяснить и странные зигзаги его военной карьеры — тем, что ему попросту боялись давать под начало войска, боялись, но все время приходилось. В 1921 году его «бросили» на Академию, чтобы убрать с Западного фронта, но возрастает опасность интервенции, и он возвращается обратно. И снова его убирают, однако в Штабе РККА Михаил Николаевич не приживается. Тогда ему дают небольшой округ, с которым переворота не устроишь, потом ставят начальником вооружений…)

Уже в 1925 году один из секретных агентов ОПТУ сообщал о двух течениях среди кадровых офицеров: «монархическом» и «бонапартистском» и отметил, что вторые группировались вокруг Тухачевского. (Впрочем, с кем именно «бонапартисты» могли связывать свои надежды, видно было невооруженным глазом.)

В 1926 году было установлено агентурное наблюдение за «кружком бонапартистов». Пока что ни о каком заговоре речи не было — просто кружок друзей, центром его был Тухачевский, которого все они рассматривали уже как политическую фигуру.

Как относился к этому сам Тухачевский? Нет никакого сомнения, что он примерял к себе биографию Наполеона. Первый этап прошел совсем неплохо, он действительно в двадцать пять лет стал генералом, время идти дальше. Тем более что ему напоминали об этом со всех сторон. Куда ни повернись, всюду взгляды: подозрительные, настороженные, ожидающие, сияющие надеждой… Тут и более стойкий человек «поплывет» — а Михаил Николаевич был натурой горячей и увлекающейся.

Тогда же в этом качестве его стало рассматривать ОПТУ — причем совсем не как объект для агентурной разработки…

…Само собой, весь мир внимательнейшим образом следил за тем, что происходит в Советской России, ожидая, когда же процесс перейдет в фазу диктатуры. Уж очень непредсказуемая и, прямо скажем, страшноватая публика собралась в Кремле. Эмигранты мучительно всматривались и вслушивались, ловя любые крохи информации из России. Теперь, после окончания войны, революция должна была непременно начать «пожирать собственных детей», красные «якобинцы» — вцепиться друг другу в горло… ну сейчас, вот-вот это произойдет! Они уже грызутся: Ленин вне игры, Троцкий выступает против Сталина… а потом придет Наполеон и установит диктатуру!

Это была мечта. Мечта эмигрантов о том, что придет «русский Бонапарт», сделает военный переворот, и все войдет хоть в какие-то понятные рамки. Империя, диктатура — это все было знакомо. А что такое Советская Россия и ее режим — никто не понимал. Непонимание рождало страх, а страх порождал надежду…

Едва закончилась Гражданская война, эмигрантские газеты начали поговаривать о «заговоре в Красной Армии». А нечто, напоминающее информацию о «заговоре Тухачевского», впервые поместила еще в феврале 1924 года белоэмигрантская газета «Руль». Комментируя события 1923 года, она писала:

«Выступление Троцкого против „тройки" заставило ее насторожиться против тех военных начальников, которые особенно близки к председателю Реввоенсовета. Среди них видное место занимает Тухачевский, командующий Западным фронтом и имеющий пребывание в Смоленске. Тухачевскому был предложен перевод в Москву, чтобы держать его под непосредственным надзором. Хотя перевод был сопряжен с повышением, но и от позолоченной пилюли Тухачевский отказался. Тогда ему предложение было повторено в ультимативной форме, а Тухачевский вновь категорически отказался. Тройка кипит негодованием, но ничего поделать не может. Не идти же походом на Смоленск![41]

Информация эта пришла в Берлин несколько с запозданием и относится к осени 1923 года, так что легко можно догадаться, что к чему. Именно в это время Тухачевский водил войска возле польской границы, не реагируя на вызовы из Москвы.