Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания и анекдоты

При этих словах он слегка наклонил голову в мою сторону, на что я ответил глубоким поклоном. В то же время окружающие нас расступились, чтобы дать мне дорогу, и я этим воспользовался, Бог знает с каким усердием и со всею скоростью, дозволяемой придворным этикетом. Я отступил спиною к дверям, отвешивая установленные три поклона. О, каким чистым и приятным показался мне воздух, который я жадно вдыхал в коридорах и на лестнице! Я им наслаждался вдоволь!

II

Будучи со времени революции непримиримым врагом Франции, граф Федор не мог допустить мысли, чтобы Павел сделался сподвижником Бонапарта, и чтобы самодержец всея России вел переговоры с авантюристом славы — как с равным себе. Он это осуждал тем более, что Павел начал с такого враждебного отношения к революции, какого требовало достоинство его короны. Этот взгляд графа Федора дошел до сведения императора, который был этим в высшей степени возмущен и сказал, что если он его встретит, то велит выбросить в окно. Об этом, в свою очередь, сообщили графу.

После описания сцены, которую он имел с Павлом I, граф Федор продолжает следующими словами: «Вы не можете себе представить, что это значит: чувствовать на вашем лице дыхание человека, который обещался велеть вас выбросить в окно. Павел был человеком, помнящим свое обещание, а между его царедворцами было достаточно людей, которые так меня любили, что охотно привели бы в исполнение волю государя. Когда я вышел из дворца, я чувствовал себя как синица, вырвавшаяся из когтей коршуна».

Портреты и воспоминания

I. Фридрих Великий и Российский Двор

Король никогда не упускал случая, чтобы подтрунить над Российским Двором. Он это делал с таким остервенением, как будто он назначил себе задачу воспитать главаря бунтовщиков. Я помню, как он мне однажды вечером[189], — это было во время смотров 1780 г. — насмешливо сказал: «Вы должны обратить внимание на одну вещь, по поводу которой ваша тетя вероятно забыла вас предупредить: ваши императрицы всегда отличаются развитым бюстом; это — как бы принадлежность их царствования, как скипетр, корона и держава. И вот, вам нужно знать, что одинаково опасно заглядывать туда, когда они это не велят, и не заглядывать, когда они желают вам его показать. Помните это всегда и везде и держитесь всегда хорошо».

Король не любил Россию и знал, что мне предстоит служить Екатерине II, которую он тоже недолюбливал. Он смотрел на нее, как на создание своих рук, что было до некоторой степени верно, и, вместе с тем, считал ее страшно неблагодарной, это, по меньшей мере, должно казаться комичным, если принять во внимание макиавелизм его собственной политики. Екатерина, со своей стороны, не забыла, что Фридрих, выдав ее замуж за наследника всероссийского престола, советовал последнему, когда он сделался государем, подвергнуть ее заключению. В результате всего того, что оба говорили мне по этому поводу, — я могу похвастаться, что несмотря на свою молодость, я удостоился быть посвященным в их обоюдные сарказмы, — можно было подумать, что они одинаково боялись и уважали друг друга. От этих взаимных откровенностей у меня остался в памяти анекдот, показавшийся мне особенно любопытным, потому что обе стороны мне его рассказали: императрица Елисавета имела привычку каждый день кушать паштет из Перигэ[190] и король Фридрих, в продолжение всей семилетней войны, приказал пропускать курьеров, провозивших эти паштеты, причём ни Русский Двор никогда не злоупотреблял этой любезностью, ни Берлинский Двор не выказывал недоверия.

II. Княгиня Дашкова и Двор Фридриха II

В 1769 г. княгиня Дашкова, воображавшая, что она посадила Екатерину II на трон, удалилась недовольная в Англию, а герцогиня Кингстон, которая вызвала там такой громкий скандал, переехала на жительство в Россию[191]

. Король, чувствовавший большое расположение к сэру Митчел, английскому посланнику при его Дворе, пригласил его в Потсдам и с великолепно разыгранным гневом крикнул ему навстречу: «Вы обещались быть со мною откровенным и чистосердечным и уверяли меня, что торговый договор между Англией и Россией не будет возобновлен, а у меня есть доказательство противоположного». Посланник стал божиться, что он ничего об этом не знает; король настаивал, и когда Митчел просил дать ему по этому поводу более подробные сведения, сказал: «Да, милостивый государь, торговый договор, и к нему даже прибавили новую отрасль торговли!» — «А какую, Ваше Величество?» — спросил посланник. — «Торговлю сумасшедшими бабами. Я это знаю наверно, так как образцы только что проехали через Берлин!»

Оба громко рассмеялись; их примеру, на другой день, последовала публика, а через две недели вся Европа. Эти дамы пожелали видеть короля и проявили в этом большое упорство, король же насмеялся над ними и пожелал, чтобы это стало общеизвестным.

III. Алексей Орлов[192]