Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания

«Когда Екатерина II взошла на престол, она приказала вернуть графиню Головкину из ссылки, но прошло почти два года пока ее отыскали. Фельдмаршал князь Трубецкой[68], ее зять, который в отношении ее был далеко не безупречен, напрягал все свои усилия, чтобы воспрепятствовать ее возвращению, — но безуспешно. Она, наконец, прибыла в Москву и привезла с собою прах своего мужа, позаботившись, первым делом, предать его земле со всеми почестями, подобавшими ему по праву рождения и должностей, которые он занимал при жизни. Но их состояние уже давно было роздано фаворитам покойной императрицы. Тогда Екатерина II пожаловала ей четыре тысячи душ и пенсию в четыре тысячи рублей. Она поселилась в древних хоромах своего отца «князя-кесаря», но вскоре после того ослепла. На мой вопрос, не произошло ли это от несчастного случая, она ответила: «Несчастный случай! Я не переставала плакать в течение двадцати трех лет!» Тем не менее она жила с величавой простотой древних бояр и принимала во всякое время всех, кто желал ее видеть; и все шли к ней, как на поклонение национальной святыне. В дни Нового Года и Пасхи я стоял за ее креслом и для меня было внушительным зрелищем видеть, как все классы общества и все возрасты толпились вокруг этой старухи, которая не могла их видеть, но слышала все, что они говорили. Когда она скончалась, ей недоставало всего несколько месяцев до ста лет[69], причем она сохранила все свои способности, кроме зрения и памяти о событиях второй половины ее жизни; т. е. она помнила все подробности, касавшиеся Петра I, его Двора и роли, которую при нем играл ее отец; помнила также почести, которые ей оказывали при Анне Иоанновне, происходившей от Салтыковых, как и она сама; помнила, как она, будучи в Париже, разговаривала с Людовиком XIV и гуляла в Версальских садах с этим королем и с г-жей Мэнтенон; помнила свою жизнь в Берлине и в Вене, а также на границах Камчатки. Но все, что произошло со времени ее возвращения оттуда и даже то, что было накануне, она забывала».

Дочери Гаврилы Ивановича Головкина сделали блестящие партии, как это можно было ожидать от высокого положения их отца, но несчастье коснулось их не менее их братьев.

Наталия Гавриловна (1689–1726) вышла замуж за генерала-аншефа Ивана Федоровича Барятинского[70].

Анна Гавриловна[71]

вышла замуж за графа Павла Ивановича Ягужинского. «Сын школьного учителя и органиста лютеранского прихода в Москве, Ягужинский начал свою карьеру чистильщиком сапог, соединяя это занятие с другими, о которых приличие не позволяет говорить, — пишет Вебер, — и кончил свою жизнь генерал-прокурором генерал-аншефом, министром и графом»[72]. Карьера — великолепная и сам он, по-видимому, не был настолько дурным, чтобы внушить своей жене отвращение к браку, ибо, спустя несколько лет по смерти Ягужинского, его вдова вторично вышла замуж за Михаила Петровича Бестужева, брата канцлера Алексея Петровича. Высокое происхождение Анны Гавриловны и важные должности, которые занимали Бестужевы[73], не спасли ее от ужасной участи. Замешанная без всякой вины с ее стороны в известное «дело Ботта», она в числе многих других обвиняемых, из коих нашего сочувствия, главным образом, заслуживает прелестная Наталия Лопухина, была обречена на все ужасы пытки. Последнее действие этой драмы разыгралось на эшафоте и в Сибири, и сопровождалось кнутом, обрезанием языка и бесконечными страданиями.

Сестра Анны Гавриловны, Анастасия Головкина, была избавлена от ужасных несчастий, постигших Анну Бестужеву. Но была ли она счастлива в своей супружеской жизни?[74] Можно ли говорить о счастье с таким мужем, как фельдмаршал Никита Юрьевич Трубецкой, который положил все свои старания на то, чтобы погубить своего шурина, вице-канцлера Михаила Головкина, и воспользоваться его несчастьем! Его интересный дневник дает понятие о его черством, скупом и честолюбивом характере[75].

Но, умирая, он раскаялся в своих многочисленных злодеяниях и даже, послав за вдовой Михаила Головкина, бросился к ее ногам и, вырывая на себе волосы, воскликнул: «Сестра, простите меня, ваше несчастье в значительной степени было делом моих рук! Моя совесть меня мучит, и я чувствую, что если вы меня не простите, меня на том свете ждут ужасные муки»[76]

. Она его простила и в течение всей своей последующей жизни служила панихиды об упокоении его души.

Глава III

Заграничная ветвь Головкиных