Двор. Книга 1

Аня собрала свой чемодан заблаговременно, чтобы потом не было спешки. За билетом она простояла часа два, плацкарты не было, пришлось взять общий вагон. Когда она вернулась, дома ждал человек с повесткой из военкомата. Получилось очень удачно, сказал человек, просим расписаться.

Аня держала в руках повестку, за спиной стоял бледный, как смерть, Иосиф.

— Товарищ, — обратилась Аня, — здесь нет ошибки?

Человек ответил, что он не работник военкомата, а просто ходит по адресам и фамилия, как указано в повестке, в данном случае: Котляр Анна Моисеевна.

— Вы Котляр? Анна Моисеевна?

— Аня, — сказал Иосиф, — здесь нет ошибки.

Аня сама знала, что здесь нет ошибки: еще в мае, когда выдавали свидетельства об окончании курсов, ее взяли на военный учет. Но все медработники — военнообязанные, и никто не думал тогда о плохом, наоборот, можно было только гордиться.

Когда человек ушел, Иосиф снова взял в руки повестку и сказал:

— Я не посылал тебя на курсы, ты захотела иметь полную самостоятельность, и вот результат. А Тося, Оля, Соня останутся у себя дома.

Старый дурак, плакала Аня, разве ей обидно, что другие женщины остаются дома, а она не остается; ей обидно другое — как она могла в такое время каждый день откладывать поездку к детям!

Аня легла головой на стол и старалась придумать, как поехать хотя бы на один день к сыновьям.

— Иосиф, — сказала она, — сними свой протез, иди на костылях и сообщи военкомату, что меня нет дома — я вернусь через три дня.

— Аня, — застонал Иосиф, — не теряй голову: за такие фокусы в военное время могут поставить к стенке.

Хорошо, сказала Аня, она согласна на расстрел, но сначала хочет повидать детей. Потом ей пришел в голову другой способ: пусть Иосиф поговорит с Дегтярем, чтобы они вдвоем обратились к военкому и хорошо попросили. Дегтярю военком не откажет.

— Аня, — покачал головой Иосиф, — ты наивный человек.

Через минуту забежала Клава Ивановна:

— Идите быстрее прощаться — Деггярь уезжает. Люди собрались во дворе, Иона Овсеич пожимал руку каждому в отдельности, требовал, чтобы держали голову выше, и обещал скоро вернуться. Тетя Настя принесла крестьянский каравай, положила в бязевую торбу, завязала веревкой, петлю набросила Ионе Овсеичу на плечо и вдруг заплакала:

— Ой, Овсеич, на кого ты покидаешь нас! Ой, батько, нема теперь с кем слово сказать, нема кому пожалеться.

Полина Исаевна, которая до этого момента хорошо держала себя в руках, тоже заплакала, Клава Ивановна дала ей свою косынку, чтобы вытерла слезы, обняла Дегтяря, три раза поцеловались, и сказала соседям, пусть быстрее прощаются: пока мы здесь стоим, щели в Александровских садиках не делаются глубже.

На следующее утро двор проводил в армию военную медсестру Анну Котляр. Все говорили: редкий случай — жену забирают на фронт, а муж остается дома.

Иосиф каждый день стоял на заводе две смены и приходил домой только переночевать.

Совинформбюро сообщило: за минувшие сутки в воздушных боях и огнем зенитной артиллерии сбито сто семьдесят три немецких самолета.

Изматывая и обескровливая врага, наши войска отходили на восток — к старой границе. На отдельных участках немецким танкам удалось прорваться вглубь. Сержант Иван Бондарь, один, поджег бутылками с горючей смесью четыре фашистских танка. Ивану Бондарю присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).

Клава Ивановна читала газеты вслух и объясняла: при таких потерях Гитлер долго не выдержит. На Октябрьские все будут дома.