Читаем Двор на Поварской полностью

Телефон вообще был камнем преткновения. Поля поболтать была горазда, да и Лидка дело это уважала. Разговоры у Ирки – Ираиды то есть – были малосодержательны, но эмоционально насыщены. Говорила она редко и в основном ждала звонков от клиентов, страдала, если телефон надолго занимали, и каждый раз, когда кто-то из нашей семьи или от Печенкиных подходил к телефону, начинала представление. А как иначе – она была уверена, что именно в этот момент ей будет звонить тот самый единственный, который навсегда. Просто народная артистка! То пойдет на кухню греметь посудой, чтоб слышно ничего не было; то в ванной таз с бельем нарочно уронит и начнет причитать, чтоб ей срочно помогли; то ей деньги взаймы понадобятся, и ждать окончания разговора она не может; то ей дурно, и она начинает падать в обморок. В обморок она вообще обожала падать. Это был последний аргумент после мата. Если мат не помогал – подставляйте руки, народ! Вообще-то, Ирка обожала падать в обморок в очередях продуктовых магазинов, особенно если за ней стоял высокий, красивый и желательно военный мужчина. Для этого она ходила довольно далеко, в Елисеевский. Там солидные, важные, при деньгах. Не в овощной лавке-то на картошку падать! А так, чтоб вынес на руках, да на Тверскую, чтоб фуражкой пообмахивал и предложил до дома довести или даже довезти на авто. Да, и такое случалось. Хотя между умными и красивыми она всегда выбирала денежных. И еще у Ирки были волшебные туфли, почти как у Золушки. Только у Золушки хрустальные, а у Ирки с подпиленным каблучком, который, если под нужным углом на него встать, мгновенно подгибался, и Ирка, томно охая, падала на травку (на асфальт жестко), задрав юбку и обнажив розовую пожившую ляжку. Ей, естественно, помогали встать и провожали хромоножку домой, а там уж дело техники.

Пляски на крыше

В общем, сосуществовали соседи как могли. Ирка бабой была не злой, компанейской и необидчивой, но и хулиганистой, как выпьет. А если уж выпивала, то начинала безобразить не по-детски. Однажды пригласила кого-то к себе в комнатушку, а кого, никто и не увидел – все по делам разошлись, а как вернулись, то весь подвал уже ходил ходуном: стены тряслись, дым стоял коромыслом и в прямом и в переносном смысле, бутылки валялись по всему коридору, лампочка при входе была разбита. Ароша стал стучать к ней, призывать к порядку, но из комнаты раздавалось одно сплошное мычание, шел запах дыма и чего-то горелого. Ароша с Серегой поднажали молодецкими плечами и ввалились в комнату вместе с дверью. Компания в комнате была голая и изысканная – блядь и два пожарника. Мужики держались за Ирку и за бутылку, а на голове у них медью горели до блеска начищенные каски, в которых отражались охреневшие Ароша и Серега и подоспевшая на помощь Поля. Пожарники, устроившие в чужой квартире задымление, были изгнаны из подземелья во двор в чем мать родила, Ирка, успев схватить только газовый легкий шарфик, бросилась за ними, как лань, видимо, функции свои пожарные они выполняли исправно. Но заваруха на этом не закончилась. Ароша погасил тлеющую тряпку, которая занялась от сигареты пожарников, собрал разбросанную в похотливом порыве форму и вышел, чтобы вынести ее мужикам, но у дома их не нашел. Ночь стояла лунная, июньская. Где-то вдали у прудов лаяли собаки, а где-то наверху, на ночной крыше их круглого дома, топали и матерились голые мужики с Иркой. Они трогательно бегали друг за другом, гремя на всю Москву жестью, озорно шутили, пьяно хохотали и совершенно не желали спускаться вниз. Фигуры трех обнаженных людей, перескакивающих с крыши на крышу, диковинно и эротично смотрелись на фоне большой желтой луны. Иногда салочки заканчивались соитием с завыванием, Ирка театрально извивалась, потом игриво вырывалась, и мужики в шлемах и с приборами наперевес бежали за ней по крыше дальше. Вскоре во двор начали выползать разбуженные жутким грохотом жители, кто в одеяле, кто с ребенком на руках, кто в исподнем. Все завороженно стояли посреди двора на месте памятника Льву Толстому, которого тогда еще в помине не было, и, задрав головы вверх, смотрели кино под названием жизнь. И в общем-то, никто тогда особо не останавливал пожарников с блядью, лишь тихо между собой переговаривались и высказывали опасение, что дело те затеяли рискованное, но вполне зрелищное и романтичное. А Ирка, осознав пьяным мозгом, что народ ее совсем даже не гонит, а хочет зрелищ, стала танцевать что-то из «Лебединого озера», изредка, как Айседора Дункан, взмахивая легким светлым шарфиком и опираясь в неловких поддержках на проверенные и налитые кровью выступающие части пожарников.


Вид из ЦДЛ на нашу усадьбу с колоннами


Перейти на страницу:

Все книги серии Биографическая проза Екатерины Рождественской

Двор на Поварской
Двор на Поварской

Екатерина Рождественская – писатель, фотохудожник, дочь известного поэта Роберта Рождественского. Эта книга об одном московском адресе – ул. Воровского, 52. Туда, в подвал рядом с ЦДЛ, Центральным домом литераторов, где располагалась сырая и темная коммунальная квартира при Клубе писателей, приехала моя прабабушка с детьми в 20-х годах прошлого века, там родилась мама, там родилась я. В этом круглом дворе за коваными воротами бывшей усадьбы Соллогубов шла особая жизнь по своим правилам и обитали странные и удивительные люди. Там были свидания и похороны, пьянки и войны, рождения и безумства. Там молодые пока еще пятидесятники – поэтами-шестидесятниками они станут позже – устраивали чтения стихов под угрюмым взглядом бронзового Толстого. Это двор моего детства, мой первый адрес.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары / Документальное
Балкон на Кутузовском
Балкон на Кутузовском

Адрес – это маленькая жизнь. Ограниченная не только географией и временем, но и любимыми вещами, видом из окна во двор, милыми домашними запахами и звуками, присущими только этому месту, но главное, родными, этот дом наполняющими.Перед вами новый роман про мой следующий адрес – Кутузовский, 17 и про памятное для многих время – шестидесятые годы. Он про детство, про бабушек, Полю и Лиду, про родителей, которые всегда в отъезде и про нелюбимую школу. Когда родителей нет, я сплю в папкином кабинете, мне там всё нравится – и портрет Хемингуэя на стене, и модная мебель, и полосатые паласы и полки с книгами. Когда они, наконец, приезжают, у них всегда гости, которых я не люблю – они пьют портвейн, съедают всё, что наготовили бабушки, постоянно курят, спорят и читают стихи. Скучно…Это попытка погружения в шестидесятые, в ту милую реальность, когда все было проще, человечнее, добрее и понятнее.

Екатерина Робертовна Рождественская

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Шуры-муры на Калининском
Шуры-муры на Калининском

Когда выяснилось, что бабушка Лида снова влюбилась, на этот раз в молодого и талантливого фотокорреспондента «Известий» — ни родные, ни ее подруги даже не удивились. Не в первый раз! А уж о том, что Лидкины чувства окажутся взаимными, и говорить нечего, когда это у неё было иначе? С этого события, последствия которого никто не мог предсказать, и начинается новая книга Екатерины Рождественской, в которой причудливо переплелись амурные страсти и Каннский фестиваль, советский дефицит и еврейский вопрос, разбитные спекулянтки и страшное преступление. А ещё в героях книги без труда узнаются звезды советской эстрады того времени — Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха и многие другие. И конечно же красавица-Москва, в самом конце 1960-х годов получившая новое украшение — Калининский проспект.

Екатерина Робертовна Рождественская

Биографии и Мемуары

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука