Наконец, я посмотрела на него. Его перепончатые крылья были сложены за его спиной, но его руки и ноги оставались нормальными, никаких когтей.
— Что тебе надо? — слова прозвучали не так резко, как должны были. Не когда я помню как он сражался снова и снова нападая на Амаранту, чтобы спасти меня.
— Просто попрощаться, — тёплый ветерок трепал его волосы, развевал вихри тьмы с его плеч. — Прежде чем твой возлюбленный заберёт тебя навсегда.
— Не навсегда, — сказала я, показав ему татуированные пальцы и пошевелив ими. — Разве ты не получил неделю каждого месяца? — эти слова, к счастью, получились прохладными.
Рис слегка улыбнулся, его крылья зашуршали и затем стихли.
— Как я могу забыть?
Я смотрела на нос, кровоточащий всего пару часов назад, на фиолетовые глаза, в которых было столько боли.
— Почему? — спросила я.
Он знал, о чём я, и пожал плечами.
— Потому что когда напишут легенды, я не хочу, чтобы меня запомнили как оставшегося в стороне. Я хочу, чтобы мои будущие потомки знали, что я был там и что, в конце концов, боролся против неё, даже если и не мог сделать ничего полезного.
Я моргнула, на этот раз не из-за яркости солнца.
— Потому что, — продолжил он, его взгляд встретился с моим. — Я не хотел бороться в одиночку. Или умереть в одиночестве.
И на мгновение я вспомнила фэйри, умершего в нашем холле, и как я сказала Тамлину то же самое.
— Спасибо, — сказала я, горло сдавило.
Рис блеснул усмешкой, но в его глазах она не отразилась.
— Сомневаюсь, что ты будешь говорить то же, когда я заберу тебя в Ночной Двор.
Я не ответила, отвернувшись к виду. Горы тянулись вдаль и вдаль, огромные, мерцающие и укрытые тенями под открытым, чистым небом.
Однако во мне ничего не всколыхнулось — ничего не тянулось запоминать свет и оттенки.
— Ты собираешься полететь домой? — спросила я.
Мягкий смех.
— Увы, это займёт больше времени, чем я могу себе позволить. В другой день, я снова попробую вкус небес.
Я бросила взгляд на крылья, сложенные за его мощным телом, и мой голос был хриплым, когда я заговорила:
— Ты никогда не говорил мне, что любишь крылья — или полёт.
Нет, он делал вид, будто та его форма… базовая, бесполезная, скучная.
Он пожал плечами.
— У всего, что я люблю, всегда одна склонность — его у меня отнимают. Очень немногим я говорю о крыльях. Или о полёте.
Лунно-белое лицо уже приобрело некоторый оттенок — и я задумалась, возможно, однажды он был загорелым, прежде чем Амаранта так долго держала его под землёй. Высший Лорд, влюблённый в полёт, пойманный в ловушку под горой. Тени, не имеющие к его силам никакого отношения. Всё ещё преследовали эти фиолетовые глаза. Интересно, исчезнут ли они когда-нибудь.
— Каково это — быть Высшей Фэ? — спросил он — тихий, любопытный вопрос.
Я снова посмотрела в сторону гор, размышляя. И, может быть, это из-за того, что там не было никого, кто мог бы слышать, может быть, из-за того, что тени в его глазах так же навечно будут и в моих, но я сказала:
— Я бессмертная, которая была смертной. Это тело… — я посмотрела на свою руку, такую чистую и сияющую — издёвка за то, что я сделала. — Это тело другое, но это, — я положила руку себе на грудь, на сердце. — Оно по-прежнему человеческое. Возможно, оно останется таким навсегда. Но было бы гораздо легче жить с этим… — в горле застрял ком. — Было бы легче жить со всем, что я натворила, если бы моё сердце тоже изменилось. Возможно, я бы меньше беспокоилась; возможно, я смогла бы убедить себя, что их смерти не были напрасными. Может быть, бессмертие забрало бы это прочь. Я не могу сказать, хочу ли этого.
Рисанд достаточно долго смотрел на меня, пока я не повернулась к нему.
— Радуйся своему человеческому сердцу, Фейра. Жалей тех, кто вовсе ничего не чувствует.
Я не могла рассказать о дыре, уже сформировавшейся в моей душе — не хотела, потому только кивнула.
— Ну, тогда на этот раз до свиданья, — сказал он, размяв шею, как если бы мы только что вообще не говорили ни о чём важном. Он поклонился в пояс, крылья полностью растворились, и уже начал исчезать в ближайшей тени, как вдруг окаменел.
Его глаза встретились с моими, широко распахнутые и безумные, его ноздри раздувались. Шок — чистый шок отразился в его чертах из-за того, что он увидел в моём лице, и он отшатнулся назад. Действительно
— Что… — начала я.
Он исчез — просто исчез, не в тени — в чистом воздухе.
Тамлин и я ушли тем же путём, которым пришла я — по узкой пещере в глубине горы. Перед уходом, Высшие Фэ из нескольких Дворов разрушили и затем запечатали Двор Амаранты в Подгорье. Мы уходили последними, и по взмаху руки Тамлина ход, ведущий в Двор, обрушился позади нас.
Мне всё так же не хватало слов, чтобы спросить, что они сделали с теми двумя фэйри. Может быть, однажды, может быть, скоро, я спрошу о том, кем они были и как их звали. Я слышала, что тело Амаранты забрали, чтобы сжечь — хотя кость и глаз Юриана каким-то образом пропали. Как бы сильно я ни хотела её ненавидеть, как бы сильно я ни желала плюнуть на её горящее тело… Я понимала, что ей управляло — очень маленькая её часть, но я понимала её.