Дворец для любимой

На фрегате сыграли тревогу сразу же, как только на горизонте появились неопознанные корабли. В том случае, если она оказалась бы ложной — лишний раз сыгранная боевая тревога никому никогда не помешала, если же нет, что ж к бою все уже готово.

Мы продолжали сближаться. Место, где нам суждено было повстречаться с абдальярцами, оказалось не очень удачным для маневров. Слева по борту практически весь горизонт занимали далекие пики гор, расположенных на островах. А справа даже невооруженным глазом отчетливо видны буруны, там банка, кстати, тоже отмеченная на карте. Ну и ветер, задувавший нам в левый борт, и бывший фрегатам Абдальяра попутным. Вот и сократили путь, ведь возьми мы мористее и оставь мель по левому борту, встречи можно было бы избежать.

Но это мои рассуждения, а что скажет человек, в таких делах искушенный, капитан Леймон Горт? Быть может, у него есть какое-то решение, ведь вступать в бой с двукратно превосходившим по численности и огневой мощи противником, в наши планы явно не входит. Но нет, судя по отданным им приказам, бой становился для нас неизбежностью.

Еще я увидел взгляд, брошенный Гортом на гафель, где помимо имперского флага красовался и мой штандарт. Давно уже на нем кроме лошадки появилось и несколько корон, изображенных по углам, и даже мечи. Так принято, с тех времен мой статус значительно изменился, и я даже не стал противиться, к чему?

А вот взгляд Горта можно истолковать только так: на кораблях врага обязательно увидят его, непременно обрадуются, и атаковать начнут с большим воодушевлением — надо же, такая удача! И у нас еще есть время, чтобы его убрать.

Нет, господин Горт, штандарт мы убирать не будем. Проще уж сразу спустить паруса и сдаться в плен, позору даже меньше. Потому что убрать штандарт будет не военной хитростью, а малодушием, даже трусостью, и вы это отлично понимаете. Хотя и не о себе лично вы сейчас печетесь, совсем не о себе.

— Прошка, кирасу мне, — через плечо бросил я.

Ничего страшного, что я опять назвал его Прошкой, у меня через раз так. Уж сколько лет прошло, а я все привыкнуть не могу. Да и он сам не обижается, тем более, есть ему кому передоверить такое ответственное дело.

Всем нам придется рискнуть, ведь в артиллерийской дуэли против двух фрегатов, да еще при ограниченности маневров мы долго не продержимся.

Сейчас я очень жалел о том, что возвращался не на «Властелине». Вот ему справиться с двумя фрегатами было бы легко.

Я сам видел, как он атаковал сразу три фрегата, причем победил их на удивление легко. Да и в недавнем сражении с Абдальяром сумел отметиться так, что господин Иджин дир Пьетроссо, дерториер Скардара, спит и видит такой корабль в составе своего флота. Но кто же мог знать, что все обернется именно так?

— Господин Горт, — обратился я к капитану «Перста судьбы», — наш план таков. Мы берем на абордаж правого из них. И помоги нам небеса справиться с его экипажем до того времени, как ему на помощь придет второй корабль. Все.

Теперь его задача подвести «Перст судьбы» к вражескому фрегату так, чтобы удачно нас высадить, успев дать по его палубе залп картечью и постараться не получить ответный залп по своей.

Я знаю людей, которые с такими задачами справлялись на отлично. Это и Фред фер Груенуа, и Мелиню дир Героссо, а теперь ваша очередь, господин Горт.

И пусть с вами будет вся ваша удачливость, сейчас она всем нам особенно понадобится.

Отправляясь в поход на Абдальяр, я захватил только часть своих людей из тех, кого постоянно привык видеть рядом, всего два десятка, ведь в мои планы не входило лично бросаться на абордаж. Один из них, Гордон, тот в своей стихии, бывший абордажник, Диких тоже учили брать корабли штурмом, а вот, например, Амин, хотя и боец весьма незаурядный, но сейчас его первый морской поход, и со стороны это заметно даже издалека.

Но на фрегате есть и своя абордажная партия. Кроме того, в атаке вражеского корабля примет участие весь экипаж.

На мостике «Перста судьбы» воздух, казалось, загустел от напряжения.

Капитан Леймон Горт, стоял, неотрывно глядя на вражеский фрегат, с силой закусив нижнюю губу. Сейчас от его команд зависело очень много, и от их взвешенности, и от своевременности.

Артиллерийский офицер, стоявший у корабельного колокола чтобы в нужный момент отдать команду к залпу, сжал его язык так, что от напряжения побелели костяшки пальцев. У штурвала находилась двойная смена рулевых, закованных в сталь чуть ли не с ног до головы, ведь это так важно, не остаться без управления тогда, когда все решают мгновения.

А на шкафуте, где собралась абордажная команда, люди настраивались на штурм.

В такие моменты каждый настраивается по-разному. Кто-то молится, от волнения забывая и путая слова молитв, кто-то накручивает себя, вгоняя в кровь адреналин. Ну а кто-то просто посматривает на остальных, пытаясь перенять у них ту частичку мужества, которую ему не хватает. Лишь Шлон, белозубо скалясь, что-то сказал стоявшему рядом с ним Ворону, и тот, несмотря на напряженность ситуации и свою обычную невозмутимость, не смог удержаться от улыбки.