Дворец для любимой

— Мне бы его талант, — неожиданно заключил Анри. — Особенно в такие моменты, когда мы решаем с тобой вопросы, касающиеся финансирования моего ведомства. Но при чем здесь я и этот… как его… Сократ? — все же вспомнил и смог выговорить незнакомое имя Коллайн.

Помню, я даже немного опешил от его логики. Ну как тебе объяснить, Анри? Понимаешь, есть некоторые направления, в которые нет смысла вкладывать деньги. Это я знаю точно, потому что в моем мире они зашли в тупик. Возможно, здесь они и закончатся удачей, но зачем лишние траты, если их можно избежать, ведь мне известны и заведомо успешные пути. Но объяснить-то тебе как?

И я продолжил свой рассказ:

— У Сократа была жена, Ксантиппа, — выговорить имя супруги философа мне с первого раза не удалось, и потому я заменил ее довольно распространенным в этом мире именем Ксанди, здраво рассудив, что это ничего не меняет. — Так вот, Ксанди была на редкость сволочной женщиной.

При этих словах Анри заметно оживился. Так, а я ведь думал, что знаю о его семейной жизни все. Дальше он слушал меня куда с большим интересом. И долго хохотал, услышав, когда Сократ на вопрос друзей, почему он, обладая таким даром убеждения, не может найти управу на одного-единственного человека — свою жену, заявил о том, что наездник он превосходный, и ему нужна именно норовистая лошадь. И уж если у него получается убедить Ксантиппу, то уж остальных-то!..

— Наездник, говоришь? — Коллайн никак не мог успокоиться.

Я же грустно размышлял на тему, что мне, при всей своей силе, не удастся помочь ему в том, что касается его семейной жизни…

«Но, по крайней мере, ты вполне можешь стать философом», — думал я, глядя на смеющегося Анри и вспоминая фразу главного героя одного из моих любимых фильмов. «Женись, — напутствовал тот своего знакомого, пребывавшего в мучительном раздумье, стоит ли ему идти на этот шаг. — И если жена попадется хорошая, ты будешь счастлив. Ну а если плохая, что ж, ты станешь философом…»

— Но разговор не об этом, — дождавшись, пока Коллайн отсмеется, продолжил я. — Война войной, но ведь нужно думать и о перспективах.

Пока Анри собирался с мыслями и открывал рот, чтобы, вероятно, спросить: какими я их вижу, эти самые перспективы, мне удалось вставить:

— Думаю, что после победы над Трабоном и его оккупации нам придется посадить на трон своего человека. И этим человеком должен стать ты, Анри Коллайн.

Коллайн продолжал разевать рот, теперь уже от удивления, и я поспешил развить свою мысль дальше:

— Кто наши сегодняшние противники? Абдальяр с самым могучим флотом в мире и Трабон с самой сильной армией. Какая чепуха, право слово. А вот в том случае, если трабонский трон займешь ты, мы будем иметь дело с врагом куда более опасным. Конечно, не сразу, несколько лет у тебя уйдет на подготовку, но уж затем… Скажи, найду ли я еще одного такого врага — невероятно умного и очень-очень много знающего. Словом, такого, как ты.

Я было приготовился к ответным выпадам Коллайна, предполагая услышать от него что-нибудь не очень лицеприятное, он может себе такое позволить. Такое иногда бывало и даже пару раз помогло мне взглянуть на некоторые вещи новым взглядом, за что я был ему благодарен.

Но Анри, грустно посмотрев на меня, сказал:

— Артуа, мне удалось переправить Аниату с детьми из Дертогена в более безопасное место.

Вот почему Янианна в последнее время как-то странно на меня смотрела. Вероятно, она все же знает больше, чем хотелось бы мне самому. Но в любом случае одной проблемой стало меньше…

От воспоминаний меня отвлек чей-то тревожный возглас. Справа от нас, из-за невысоких холмов, показалось около сотни всадников, на полном скаку направляющихся в нашу сторону. Беспокоиться было не о чем, напасть таким количеством было бы даже не безрассудством — самоубийством, но наперерез им бросился один из эскадронов бригады фер Дисса и не меньше двух сотен конницы вардов.

Тотонхорн поднес к глазам бинокль и что-то пробурчал себе под нос. Бинокль, кстати, был все тот же, что я подарил ему еще при первой нашей встрече, хотя после этого он получил их чуть ли не с десяток, с не в пример более лучшей оптикой и отделкой. Ан нет, до сих пор дормон пользуется именно этим. С другой стороны, чего тут удивительного, у меня самого в переметной суме фляжка такая, что на людях лучше и не вынимать. Но — любимая.

Когда всадники, спешащие нам наперерез, приблизились, стало понятным, что это Тотайшан, старший сын Тотонхорна, со своей личной сотней охраны. Еще одна головная боль дормона. У Тотонхорна и других детей полно, жен у него, как и положено по статусу, много, но именно Тотайшану дормон хочет передать власть. А проблема заключается том, что не хочет Тотайшан брать себе других жен, кроме той единственной, что у него уже есть, — Алишы. И старейшины родов, знающие об отношении Тотонхорна к своему старшему сыну, обижаются: мол, Алиша далеко не из самого знатного рода, не то что наши дочери. Тотонхорну же не мешало бы укрепить свое положение и таким образом, особенно сейчас, когда дела у него не совсем чтобы очень хороши.