Дворец утопленницы

Следующие несколько недель Фрэнки мучилась вопросами, ответа на которые было уже не узнать. Если Гилли действительно написала рецензию, то зачем приехала в Венецию – воочию убедиться, как разрушительны оказались ее слова, или же извиниться за них? Ни одно из этих предположений Фрэнки не удовлетворяло. Кем бы ни была Гилли при жизни, ее трудно было упрекнуть в жестокости или злонамеренности, однако же и каяться ей было не свойственно. Порой казалось, что в город мостов ее привело самое обыкновенное любопытство. Быть может, она узнала о поездке Фрэнки от отца или общих знакомых и, после всего, что случилось, решила отправиться следом, своими глазами оценить ущерб. Будь на месте Гилли кто угодно еще, Фрэнки сочла бы такую гипотезу донельзя нелепой. Но именно абсурдность или, скорее, странность подобного поступка доказывала, что это объяснение ближе всего к правде. В Гилли с самого начала ощущалась какая-то нездешность. Будто она и не человек вовсе, а фантом, подменыш, занявший чужое место. Возникший, как и подобает фантому, неизвестно откуда и неизвестно зачем. Она явилась в Венецию, твердила себе Фрэнки, явилась ко мне – вот и все, что следует знать. Все, чем придется довольствоваться.

Когда она вернулась домой, Джек уже не было.

Фрэнки отметила ее отсутствие с благодарностью: она была рада возможности немного прийти в себя. Прислонившись к дверному косяку, она сделала несколько глубоких вдохов, считая выдохи. Ее все еще лихорадило после разговора с журналистом, и, сняв перчатки, она обнаружила, что руки до сих пор дрожат.

Она бросила взгляд на часы. И с удивлением поняла, что уже половина восьмого.

Вот уже несколько недель, с последнего срыва, ей трудно было следить за временем. Оно то тянулось до бесконечности, превращая секунды в столетия, то вдруг схлопывалось, глотая целые минуты и даже часы. Совсем как сейчас. Фрэнки была почти уверена, что, когда она вернулась домой, еще светило солнце, помнила, как его бледные лучи лились в квартиру, пока она переходила из гостиной в кухню. Но теперь, взглянув в окно, она убедилась, что стрелки не врут, снаружи и впрямь смеркалось.

Нескольких часов как не бывало.

Фрэнки снова отправилась на кухню, поставила чайник, потянулась за любимой щербатой чашкой, которую рука все не поднималась выкинуть. Заливая кипятком заварку, она вдруг замерла, струя воды, тянувшаяся из чайника, иссякла. Фрэнки ощутила что-то чужеродное внутри, какую-то знакомую тяжесть.

И не сразу опознала в этой тяжести нарастающий ужас.

Усердно стараясь не обращать внимания на это чувство, она вернулась в гостиную, устроилась на диване с чашкой в руках. Взглянула на холодный камин, но не смогла заставить себя встать и развести огонь. Без Джек для этого требовалось чересчур много усилий. Она укрыла колени покрывалом, убеждая себя, что этого будет достаточно – по крайней мере, до возвращения подруги.

Дожидаясь ее, Фрэнки, похоже, сама не заметила, как заснула, а когда очнулась, чай давно остыл, комната погрузилась во тьму. Она потянулась к лампе, с трудом ворочая затекшей шеей, еле разгибая одеревенелые суставы. Свет, вспыхнувший под старинным абажуром – эту лампу Фрэнки купила еще в первую свою крохотную квартирку, – ослепил ее, и она заморгала, толком не различая ничего вокруг. Поняв, что уже поздний вечер, а Джек так и не вернулась, она забеспокоилась. Фрэнки помнила, что подруга собиралась заскочить домой за чистой одеждой и заодно, хотя и не говорила об этом прямо, повидать Леонарда, разлука с которым слишком затянулась. Но все же почему ее так долго нет?

Фрэнки как раз успела развести огонь в камине, когда услышала негромкий стук в дверь.

И тут же поняла, что случилось.

Она на мгновение замерла, вглядываясь в темные силуэты, расплескавшиеся по стенам в свете лампы, зловещие и гротескные, на мгновение позволила себе поверить, что ей все сошло с рук. Словно не замечая стука, делавшегося все более настойчивым, она отпустила фантазию в свободный полет, вообразила будущее – не горькую участь, какой на самом деле заслуживала, а прекрасное, счастливое будущее, в котором ей предстояло наслаждаться успехом новой книги и вновь обретенной дружбой с Джек и Леонардом. Шагая к двери, протягивая руку к замку, она высоко несла голову, точно ее вели на расстрел.

Она открыла дверь.

Вид у Джек был жалкий, лицо мертвенно-бледное. В руках она держала плотный конверт.

– Пришло сегодня почтой, – без прелюдий начала она. – Мария прислала, подумала, что ты забыла.

Вопросы были излишни, Фрэнки и так знала, что внутри. Рукопись, которую Гилли принесла ей тем вечером. Она нередко гадала, что сталось с этой рукописью, и в конце концов, лишенная возможности узнать наверняка, убедила себя, будто ее уничтожило наводнение. И только теперь поняла, как неосторожно поступила.

Джек извлекла из конверта переплетенную пачку страниц.

– Ты мне говорила, что написала роман здесь, в Лондоне. Как он оказался в Венеции, где пропала твоя рукопись?

Фрэнки помолчала, силясь унять дрожь в руках и бешеное уханье сердца.