Демаркация между приватным и публичным в советский период перемещается в пользу общественно значимых пространств, что сопровождается неизбежным в этом случае «сужением» пространства личного. Его минимализация определялась не столько нехваткой жилья, сколько ощутимой тенденцией «выталкивания» человека в социальную активность. «Жили мы с родителями в Марьиной Роще, в классической коммуналке с длинным коридором, с большим количеством семей, – вспоминал режиссер Юрий Норштейн. – У нас была комната метров 13 на четверых: мама, папа, брат и я. По тем временам – неплохие условия. <…> Так вот, после тусклых лампочек, после корыт белья, после шума, скандалов, сопровождавших жизнь коммуналки, не лишенной и братства, и после этого гвалта ты – в Доме пионеров, в пространстве с итальянскими окнами, где, если занятия шли днем, было море света, с потолка свешивались лампы, высвечивающие натюрморты…»
Любое историческое пространство сохраняет множественные подсказки, позволяющие детально восстановить реалии прежней исторической жизни. Сохранить именно детально, на что далеко не всегда ориентированы современные академические исследования. В этом убеждает и опыт исторических экранизаций, включая недавние масштабные съемки фильма А. Сокурова «Русский ковчег» (2001 г.).
Живя в эмиграции в США бывший начальник канцелярии Министерства императорского двора Александр Александрович Мосолов позволил себе одно частное замечание: «Когда я смотрю фильмы, изготовленные в Голливуде и изображающие будто бы “великолепие” русского двора, мне хочется смеяться…». Наиболее «разоблачительным» свойством как зарубежных, так и отечественных исторических фильмов оказывается не «бледность» современных декораций, а отсутствие представлений об их соответствии актуальным в прошлом моделям поведения – формам исторического присутствия.
Для современного посетителя Эрмитажа не имеет принципиального значения, каким маршем знаменитой Иорданской лестницы было позволительно когда-то добраться до ее верхней площадки. Обязательные для всех придворный этикет и тонкости дипломатического протокола остались в прошлом.
Однако… В первом обстоятельном «Описании российско-императорского столичного города Санкт-Петербурга и достопамятностей в окрестностях оного» его автор Иоганн Готлиб Георги считал нужным отметить предельную степень нормативности главной императорской резиденции: «На Невской стороне, в восточной части дворца, есть богатая мраморная лестница. Она при первом уступе разделяется надвое, и по одной ходят только послы и другие знатные особы при парадной аудиенции…».
Оставим без ответа вопрос, какие сохраняющиеся «подсказки» помогают сегодня восстановить реалии прежней церемониальной жизни. Память места – особая категория. Она обязывает не только уважительно относиться к наследию, но и задуматься над тем, каким образом оно сохраняется для нас, разворачиваясь «здесь» и «сейчас». Монографическое исследование Ларисы Никифоровой не ограничивается аспектами архитектурной семантики или планировочными аспектами стиля. Как настоящая, творчески выполненная работа, эта книга предлагает каждому заинтересованному читателю ситуацию ценностного выбора и самоопределения.
Библиографическое приложение ДВОРЦЫ В ИСТОРИИ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ
КНЯЖЕСКИЕ ДВОРЫ ЭПОХИ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
ОБЩИЕ РАБОТЫ
Древняя Русь. Город, замок, село / [