Дворянин без титула

Помнится, мы спорили про Радищева, с его «Путешествием из Петербурга в Москву», где он описывал, как крестьяне своих дочерей и жён проезжим на ночь сдавали вместе с комнатой. И про патриарха Филарета рассуждали, который пытался запретить, чтобы дворяне отдавали своих дочерей и жён в качестве залога за ссуду, так как заимодатели «ими пользуются невозбранно вместо взимания процентов», но не вышло. А потом я и сам рассказывал родственникам про недавно опубликованный дневник одного шведского дипломата Петрея, который мне поручили переводить по службе. Судя по утверждениям шведа, обнищавшие дворяне сами приводили к нему своих жён или дочерей за два — три талера и таких предложений было много.

А там и девки, осмелев, начали рассказывать, кто из крестьян в тех поместьях, где они раньше жили, своих дочерей на ярмарки вывозит, чтобы их там за двугривенный на сеновалах валяли. И возрасты девчонок при этом называли вовсе не легитимные.

Так что, урок про то, «как это было», я выслушал из первых уст. А когда дядья ночевать в дом ушли, мне дворовые девки и практику преподали. Редкие бесстыдницы, должен отметить… Особенно та, беленькая. Да и рыженькая не лучше… За пару часов так меня укатали, что я лишь ближе к обеду проснулся.

* * *

Следующий день начался спокойно. С утра позанимались с Лёвой и брательник порадовал, что с магией, что с отжиманиями. Сходили с Никитой на стройку. Там пришлось покричать. Запаздывают мужики с работой. Печь в жилых комнатах до сих пор не доделана, хотя кирпичей и глины в достатке привезено. Двери ещё не везде стоят. Отхожее место не утеплено. И с полами непорядок.

Ругался я долго и изобретательно, но бес толку. Мужики лишь угрюмо насупились и трудовым энтузиазмом не горели. Оживление наступило лишь тогда, когда я пообещал ведро хлебной водки на всех, если к воскресенью мне все работы закончат, да так, чтобы придраться было не к чему.

О, и работа сразу закипела…

— Зря вы так, барин. Мария Алексеевна ругаться будет. Она спиртное крепостным только по праздникам разрешает, и то в плепорцию, — попенял мне Никита.

— А в воскресенье никакого праздника не намечается? — поинтересовался я на всякий случай.

— Будет, как не быть, — почесал Никита затылок, — В церкви на каждый выходной праздник найдётся.

— Вот и славно. Значит в воскресенье службу отстоим и пойдём работу принимать, — нашёл я вполне приличный выход из не совсем красивой ситуации.

Перед обедом, когда мы уже начали рассаживаться за стол, служанка, по знаку бабушки, принесла свёрток, завёрнутый в чистую льняную тряпицу и перетянутый ленточкой.

— Зря ты, Сашенька, гостей вчера не вышел провожать. Госпожа Шушерина очень расстроилась, когда не смогла лично тебе отдариться, — осуждающе покачала головой Мария Алексеевна.

— А что там? — спросил я, пытаясь по виду угадать, что же в тряпицу завёрнуто.

— Откуда мне знать. Это же тебе подарок. Тебе и смотреть первому, — сказала бабушка, как нечто само собой разумеющееся.

Вот это выдержка у женщин! В моём мире они всяко бы успели нос сунуть, чтобы от любопытства их не разорвало.

Распаковывал я подарок в благоговейной тишине. Под тряпицей оказался деревянный ящичек, поверх обтянутый кожей, а внутри…

— Красота-то какая! — невольно выдохнул я, доставая из специального углубления пистолет искусной работы, — Тула. Тысяча восемьсот девятый год, — нашёл я клеймо на боковине, — Офицерский, однако. Видел я такие в Царском Селе и даже в руках держал.

— Шушерина сказала, что это от мужа её, разбойниками убитого. А что внутри, говорить не стала, — внесла бабушка некоторую ясность.

Кроме пистолета в ящичке был набор по уходу, пороховница и дюжина пуль.

— «Спасибо тебе Гнедский, хоть и был ты баловником при жизни», — мысленно поблагодарил я покойного за отличное состояние оружия.

— Саш, дашь пострелять? — тут же заканючил Лёвка.

Зря он так. Это была ошибка. Матушка тут же встала на дыбы и заставила меня пообещать, что братан этот пистолет в руки не получит ни при каких обстоятельствах.

Гонец из монастыря прибыл, когда мы заканчивали обед. Нет, это уже наваждение какое-то, начинающее входить в традицию. Как обед — так гости или гонцы.

— Митрополит прибыл. Игумен за вами послал. Говорит, вы знаете зачем, — коротко отчитался монашек.

— Скажи, что выеду сразу, как коляску заложат, — с сожалением глянул я на отложенный в сторону оружейный ящик, — Бабушка, у тебя нет случайно какой-нибудь шкатулочки небольшой? Можно совсем малепусенькую. Из-под колечка какого-нибудь.

— Зачем тебе, Саша?

— Подарок у меня для игумена намечается. Скромный, но он ему будет рад. А то неудобно получается, отец Иона Никиту на ноги поднял, а я его не отблагодарил.

— Я отблагодарила. Пуд мёда в монастырь послала и продуктов всяких добавила, — поджала бабушка губы так, словно это я её в чём-то упрекнул.

— Ты у меня молодец! Вот и я у тебя учусь, — рассыпался я мелким бесом, возвращая бабуле хорошее настроение.