Дворянская дочь

— Ах, папа! — я умоляюще посмотрела на отца, зная, что ему это не по душе. Однако он ответил, что очень рад и почтет это за честь для своей дочери.

— Вот и отлично, я немедленно напишу об этом Аликс, — сказал Его Величество.

Во время обеда в генеральном штабе меня поразил контраст между внешним почтением высших воинских чинов, выказываемым их главнокомандующему — государю, и тем скрытым пренебрежением, которое, как я чувствовала, они теперь испытывали к нему. После обеда я попросила у государя разрешения посетить раненых. Его Величество не мог отказать в такой просьбе, и мы с отцом получили прощальную аудиенцию у него.

— Все бесполезно, — сказал отец на обратном пути в Ровно. — Никто не в силах заставить Его Величество осознать реальное положение вещей и всю серьезность ситуации. Он никого не желает слушать, кроме своей обожаемой Аликс. Но ты же знаешь, что за советы дает ему эта несчастная женщина. У нее какое-то сентиментальное представление о русском народе, как будто сплошь состоящем из набожных крестьян, обожающих своего царя-батюшку. Это было бы смешно, если бы не было так трагично!

— Его Величество на грани нервного истощения, — проговорила я. — Его мысли путаются, и ему трудно сосредоточиться.

— Да и память у него, как я замечаю, резко ухудшилась, а ведь он всегда ей гордился. Неудивительно, что ходят слухи, которым я, впрочем, не верю, будто бы он начал принимать наркотики.

— Может быть, после отдыха во время Рождества он станет лучше себя чувствовать.

Я оживилась при мысли о том, что скоро увижу мою дорогую Таник. Ее письма очень поддерживали меня после отъезда Стиви в течение этих самых томительных и печальных месяцев в моей жизни.

«Ты такая храбрая и верная, — писала она, узнав о моем решении остаться с отцом. — Я не знаю, хватило бы у меня сил поступить так, как ты. Но уверена, что в конце концов ты приняла мудрое решение».

«Уж не знаю, Таник, насколько я была мудра, — отвечала я ей, — знаю только, что после смерти матушки и отъезда отца на Дальний Восток мне еще никогда не было так грустно и одиноко».

И снова в ее письме: «Полно, Тата, ты вовсе не так одинока, ведь у тебя есть мы, твой отец и твоя работа».

Да, моя работа все так же поглощала меня, но в свободные часы мною овладевала страшная тоска. Конечно, мне было отрадно сознавать, что до поры до времени Стиви в относительной безопасности. Они с Казимиром, свободно владеющие несколькими языками, были назначены офицерами связи между различными союзническими штабами. Однако в любой момент их могли отправить на передовую. Стиви мог погибнуть в бою, как лорд Берсфорд, наш кузен из Кента, и многие другие.

«Неужели целому поколению суждено погибнуть, — писала я Таник, — прежде чем прекратится эта бойня? Я все делаю машинально, ни о чем не думая и чувствуя себя заживо похороненной».

И для меня, и для всех, кто воевал, эта война давно перестала быть захватывающим приключением. Армия не двигалась ни вперед, ни назад: бесконечные бои шли на узкой полосе земли, искалеченной воронками снарядов и усеянной мертвыми телами. Позиционная война приносила все больше и больше раненых. Чем более страшной и жестокой становилась военная техника, тем больше совершенствовались хирургия и протезирование.

Увы, мне не удалось встретиться с Татьяной Николаевной и Ольгой и поделиться своими переживаниями. Отец получил письмо от Его Величества, в котором он благодарил нас обоих за визит в Ставку и, передавая нам от имени всей семьи самые теплые поздравления с Рождеством, однако же ни словом не упоминал о своем приглашении к ним в Царское.

Я узнала в этом почерк Александры — она была так приветлива, когда мы расставались, что на этот раз решила выказать свое равнодушие. Это привело меня в страшное негодование, но отец сказал мне:

— Можешь быть уверена, это дело рук Гришки. Он опасается, что дочь Силомирского может лишить его влияния на великих княжен и наследника.

— Папа, о каком влиянии ты говоришь? Если они любезны с Распутиным, то только ради своей матери. Но Ольга держится с ним очень холодно, и мне очень хотелось бы, — добавила я, — чтобы Таник последовала ее примеру.

Следующие слова отца поразили меня.

— А мне бы не хотелось, чтобы ты была так близка с Татьяной Николаевной, боюсь, что в нынешней ситуации это может только навредить тебе. Мне спокойнее на душе от того, что ты не поедешь в Царское.

Я постаралась скрыть свое разочарование.

Еще острее я почувствовала боль от разлуки со Стиви и моей подругой во время прощального визита Элема. Он уезжал в Мурманск с последней русской бригадой, отправлявшейся во Францию.

— Если встретите моего кузена, князя Веславского, и его друга, пана Казимира Пашека, передавайте, пожалуйста, от меня привет, — попросила его я.

— Наверное, меня тоже прикомандируют к связистам. — Мне подумалось, что Элем смотрит и на этот новый этап своей военной жизни, и на ужасы отступления как на возможность собрать материал для своего будущего труда по истории.