Дворянская дочь

Алексей объяснил мою болезнь переутомлением и принялся по-отечески ухаживать за мной. Этот возврат к нашим прошлым ролям, когда он был моим спасителем, а я — полубезумной беженкой, вновь пробудил во мне чувство нежной благодарности к Алексею и ощущение того, что он для меня — опора в жизни. Я стольким была ему обязана! Я была ему обязана не только своей жизнью, но и ее смыслом, который теперь составляли мой сын и моя медицинская карьера. Если я не могла относиться к Алексею с подлинной страстью, если я была не в состоянии вырвать Стефана из своей души и плоти, я, тем не менее, могла подарить своему мужу нежную привязанность и преданность, которые он безусловно заслуживал.

Через десять дней я выздоровела и снова стала такой, какой обычно была, — сдержанной и спокойной. Но на этот раз мое внешнее спокойствие вполне соответствовало внутренней сладостно-горькой успокоенности.

Восемнадцатого марта 1921 года был подписан Рижский мирный договор, окончательно утвердивший мир между Польшей и Советской Россией.

В конце весны скончалась во сне бабушка Екатерина. Ее похоронили рядом с ее «ангелочком», князем Леоном, на кладбище с видом на Вислу, расположенном на краю Веславы. Она до самого конца отказывалась поверить, что я вышла замуж за Алексея, а Стефан помолвился с леди Дороти, и ждала моего возвращения в качестве невесты ее внука.

Через месяц после ее похорон состоялось пышное бракосочетание Стефана и Дороти. Торжественная церемония проходила в часовне дворца Веславских, где мы со Стефаном должны были стать мужем и женой. Верный своему решению Стефан энергично взялся за восстановление былого великолепия Веславы и приумножение семейных капиталов, вложенных в судовладельческую компанию и в промышленность, чему немало способствовало приданое его жены. Однако ни его вклад в возрождавшуюся польскую экономику, ни его почти легендарная популярность не принесли ему сколько-нибудь заметной роли в бурной и мелочной политической жизни новой нации. В моем представлении потеряла от этого скорее Польша, чем он сам. Это вызывало у меня тревожные мысли о ее будущем.

Наш загородный дворец, расположенный недалеко от Фонтенбло, стал пристанищем для бывших офицеров наших вооруженных сил и членов императорского двора, их родственников и слуг — лакеев, горничных, кормилиц и так далее, — последовавших за своими хозяевами в изгнание. Поскольку отдельных апартаментов на всех не хватало и время от времени возникали ссоры на почве протокола, бывшие придворные камергеры и фрейлины предпочитали делить жилище не с людьми своего круга, а со своими нянями и Федорами, которые обращались с ними с такой же грубоватой прямотой, с какой няня обращалась со мной.

В вестибюле висел портрет Николая II в полный рост в парадной форме. В гостиных висели портреты прочих российских императоров и их супруг. Здесь их стареющие превосходительства играли в бридж и безик, вспоминали о прекрасных прежних временах и жадно следили за новостями по радио, надеясь услышать известие о свержении власти узурпаторов-большевиков. Стену парадной гостиной украшала картина с изображением Николая II в натуральную величину верхом на белом коне в окружении генералитета — исключительно генералов свиты, — в числе которых были несколько убитых великий князей и мой величественный отец.

По моей просьбе портреты детей нашего монарха во дворце вывешивать не стали. В память о них была устроена часовня с надписью на дверях по-русски: «В память об Их Императорских Высочествах Царевиче Алексее Николаевиче и его сестрах Ольге, Татьяне, Марии и Анастасии, убитых в Екатеринбурге 16 июля 1918 года».

Гражданская война в России завершилась в конце 1920 года, когда из Крыма эвакуировались остатки войск генерала барона Врангеля. Во время этого героического последнего противостояния исполнилось желание барона Нейссена быть погребенным с почестями. Его ординарец Семен был интернирован в Румынии. Чтобы вывезти его во Францию, мне пришлось затеять настоящую баталию, во время которой я наяву столкнулась с мелкими националистическими страстями и откровенным недоброжелательством, столь характерными для послевоенного времени. В конце концов я добилась успеха, и он стал заведовать хозяйством нашего приюта, а также занимался бесконечными рассказами о страшных и славных страницах гражданской войны с их благородиями отставными офицерами.

Все попытки разыскать Федора оказались безуспешными. Дача наша сгорела, а все, что уцелело, растащили поселившиеся в окрестных лесах беспризорники. По сообщению одного финского журналиста, ходили слухи, что в северных лесах видели седовласого гиганта. Местные крестьяне называли его «призраком старого режима».