Совсем иное дело – жанр путевых впечатлений, приобретший к тридцатым годам XIX века большую традицию. И тем не менее написанная Гортензией книга «Королева Гортензия в Италии, Франции и Англии в 1831 году» будет переиздаваться и при ее жизни, и во второй половине столетия. А ведь это путешествие совсем особого рода, не дававшее автору никаких возможностей созерцания, философствования, умиротворенного наблюдения за медлительным течением жизни, так характерное, положим, для Стерна и многих других. Гортензия пускается в свой путь в глубокой тайне, чтобы вопреки всем полицейским запретам проникнуть ко дворам европейских монархов и просить о помиловании единственного оставшегося в живых сына, который принял участие в революционном движении итальянских инсургентов.
Оправдание историков переходит в обвинение и, во всяком случае, явственное, расчетливое ограничение исторических масштабов Гортензии. Так свидетельствуют общеизвестные и неизменно повторяемые в литературе факты. Только исчерпывают ли они жизнь, прожитую Гортензией? И не потому ли на таком неослабевающем с годами накале держится спор историков – кем была она? Почти некрасивая и на редкость женственная, невозмутимая и страстная, не знающая страха и бесконечно беспомощная в личных неудачах голубоглазая креолка с путаницей шелковистых белокурых волос – кем была королева Гортензия?
Тени семейного счастья
«И все-таки вначале они любили друг друга», – скажет Наполеон на острове Святой Елены и станет повторять свою мысль упрямо, настаивая, готовый приводить даже доказательства. И это Наполеон, никогда не обращавший внимания ни на какие психологические тонкости, тем более в личных отношениях. В безысходности дней на острове Святой Елены развенчанный император возвращается мыслями к прошлому, пересматривает ситуации, оценки людей.
«Все-таки любили…» Они – это младший из Бонапартов Луи и Гортензия. И их брак, не удавшийся от начала и до конца.
Луи, тот самый Луи, которого Наполеон так рано забрал с собой во Францию, поместил в военное училище, об успехах которого с такой гордостью писал: «Никаких недостатков братьев и достоинства, которых они не имеют». К тому же – еще один предмет для гордости – «все женщины от него без ума». Но не этот ли успех оказался роковым для Гортензии? У Луи в 24 года расстроенное здоровье, невыносимый характер и явный интерес к кузине Гортензии, Эмилии Богарне, – сомнительные залоги будущего семейного счастья.
Впрочем, и Гортензия не склонна скрывать своего спокойного безразличия к намеченному для нее жениху. Ей нужна отсрочка в восемь дней, чтобы решиться дать согласие на брак. Отказаться? Но ведь так не было принято в те годы, и Гортензия слишком дочь своего времени, чтобы не знать, сколько браков начинается и кончается полнейшим безразличием друг к другу супругов. И разве не понадобилось той же Жозефине несколько лет, чтобы привязаться к своему второму мужу, почувствовать к нему хотя бы тень симпатии? Это сдержанное безразличие в начале брака и толкает Наполеона впервые на мысль о разводе. Со временем все переменится. Но со временем Наполеон уже не будет «маленьким генералом», даже не Первым консулом – овеянным славой сказочных побед полководцем, императором разраставшейся как по мановению волшебного жезла империи. И не эта ли метаморфоза сыграла свою, пусть и не осознанную Жозефиной, роль в ее отношении к супругу!
На браке Гортензии настаивают Наполеон и – таково мнение современников – Жозефина. С ним не хотят примириться Бонапарты. Ведь речь идет о возможном наследнике начавшего маячить где-то совсем близко, совсем явственно престола. У братьев Наполеона нет сыновей. Значит, будущие сыновья Луи и Гортензии окажутся первыми в ряду претендентов – новый выигрыш ненавистных Бонапартам Богарне с их многочисленными и не склонными к предательству сторонниками.
Но что отстаивает в этом варианте своенравный и неуравновешенный Луи? Собственные честолюбивые планы или не только их? Докучавшему ему брату Люсьену, который доказывает необходимость отказаться от союза с Гортензией, он бросает с досадой: «Все так, но я влюблен». Гортензия нигде не обратится к этому слову, и только в завещании, зная скорый и неизбежный исход своей болезни, она произнесет обращенную к мужу скорее формулу, чем живые слова запоздало шевельнувшегося в груди чувства: «Моим самым большим сожалением было то, что я не смогла сделать его счастливым». Сочувствие к остающимся, снисхождение к чувствам сына или поза безгрешности, о которой человек не забывает и на пороге смерти?
Нет, ничего откровенно поспешного в браке Луи и Гортензии не было. Венчание отделяют от помолвки три месяца. Зато после свадьбы, как только не остается сомнений, что Гортензия ждет ребенка, Луи неожиданно оставляет жену и отправляется на курорт в Бареж. Какие сверхважные дела могли задержать там на долгие месяцы молодого супруга? Если же за этим стояла размолвка, то почему Луи все же счел нужным вернуться к самому рождению ребенка?