Граф отступил на несколько шагов, но меч пока оставил на плече. Впрочем, пауза Шотана была сама по себе исчерпывающе и откровенна. Наставник помялся, озираясь, понял, что здесь ему не найти ни сочувствия, ни, тем более, поддержки. Повернулся и ушел, бросая через плечо злобные взгляды попеременно с невнятным шипением.
- Ваше Величество, - Шотан склонился в полупоклоне, как бы ставя точку, отделяя печальные события, что оскорбили взор и уши правителя несколько минут назад. Граф намеренно пропустил «Императорское», ставя эксперимент, допустима ли в отношениях императора и его наставника некоторая близость, можно сказать легкая фамильярность.
- Прошу простить, если моя напористость оскорбила Ваш слух.
- Ничего, ничего… - Оттовио, похоже, в свою очередь не понимал, как следует реагировать на такую агрессивность, проявленную в присутствии сюзерена. Но, видимо, радость от избавления победила. Слуга с готовностью придержал стремя Оттовио, император спрыгнул на песок. Не слишком ловко, без соответствующей практики, но и не безнадежно.
- Если вашему величеству будет угодно, - склонил голову Шотан. - Я отберу несколько воинов из моей роты, они почтут за честь стать Вашими помощниками. И сам я с удовольствием поделюсь некоторыми практическими знаниями насчет конного боя.
Оттовио взглянул в сторону приспешников графа и едва заметно вздрогнул. Шотан обычно брал с собой самых жутких и звероподобных бойцов, у которых богатый опыт войны и пороков был запечатлен на физиономиях, как показания преступника в судебной книге. Пока слуги отводили коня в стойло, император снял перчатки и сунул их за пояс, подошел ближе к графу.
- Я не люблю лошадей, - негромко признался Оттовио. - Зачем учиться тому, что никогда не пригодится? Императоры не водят армии в бой.
- Да, это так, - согласился Шотан, и Оттовио покосился на собеседника с недоумением, император ждал, что граф начнет спорить, отстаивая совершенство и необходимость подлинно рыцарского занятия.
- Оружие правителя - слово и чернильница, - продолжил Шотан. - Но для начала дворянину следует просто хорошо держаться в седле. Кроме того, нам не дано предугадать судьбу. Кто знает, где и когда придется вступить в бой за свою жизнь?
Шотан подумал, не намекнуть ли Оттовио, что можно закончить как предыдущий Готдуа, но решил, что это было бы неуместно. Впрочем судя по мрачному выражению лица, император сам задумался о чем-то подобном.
- Что значит четвертый горн? - спросил император.
- Конная атака происходит на четыре сигнала. Сначала кавалерия идет шагом, «сапог к сапогу». Затем горн трубит первый раз, и отряд переходит на рысь, постепенно разгоняясь. По второму сигналу всадники ускоряются, поднимаясь в «длинную» рысь. Третий горн, это приказ мчаться галопом. Когда труба зовет в четвертый раз, рыцари наклоняют копья и целятся в противников. Обычно это происходит за сорок-пятьдесят шагов до вражеского строя. Раньше нельзя, древко сохраняет гибкость и если опустить его слишком рано, наконечник станет мотаться, как ведьмина поварешка в котле. После этого прекратить атаку уже невозможно. Поэтому четвертый горн символизирует неизбежность. Когда он прозвучал, рыцарь или побеждает, или проигрывает, третьего не дано.
- Это интересно, - задумался Оттовио, сжав вязаный пояс с позолоченной пряжкой. - Я не знал. И ваши кавалеристы тоже не могут остановиться после четвертого горна?
Шотан скромно улыбнулся и лаконично ответил, чувствуя непривычную гордость, непривычную - потому что хвастался личными успехами перед, в сущности, мальчишкой.
- Мои - могут. Но у меня лучшая рота на восемь сторон света. Других таких нет.
- И вам приходилось… отменять напор?
- Бывало. Это хороший способ разогнать без лишних жертв противника, не крепкого духом. На самом деле открытая сшибка происходит не часто. Скорее даже редко. Обычно когда сходятся два отряда, хоть конные, хоть пешие, сразу видно, кто чего стоит. Слабейшая сторона отступает или начинает торговаться. Бой случается редко, а бой упорный, даже насмерть - и того реже.
- Вам приходилось биться таким образом?
- Да.
Сказав это, Шотан снова почувствовал мучительный укол в правой ноге. Конечность давно была восстановлена лучшими лекарями-волшебниками, кости срощены, шрамы заглажены. Это стоило юному виконту всего: конь, доспехи, даже нательный символ Пантократора из дешевой меди - подарок матери - и двое верных слуг, которых Шотан продал более состоятельным кавалеристам. Маги свое дело выполнили отменно. Но стоило вспомнить о давнем деле, как боль вернулась, будто лишь вчера мужицкая дубина обрушилась на бедро юного самоуверенного рыцаря, разом избавляя и от юности, и от самоуверенности.
Оттовио опустил голову, глядя в песок.
- Быть может, я смогу как-то разнообразить ваше учение, - скромно предположил Шотан.
- Каким образом? - рассеянно спросил император, продолжая думать о своем.
- С помощью этого нехитрого инструмента, - Шотан продемонстрировал меч, с которым явился, странное оружие, какого Оттовио прежде не видал.