Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

Взглядам М.М. Щербатова как политического мыслителя и выразителя интересов дворянства, а также биографии этого общественного и государственного деятеля посвящена довольно обширная литература. Среди важнейших работ о нем можно упомянуть дореволюционные труды, несколько книг, вышедших в советское время, ряд работ европейских и американских исследователей и, кроме того, недавние диссертационные исследования, написанные в нашей стране^{821}. Особенностью дореволюционной историографии было стремление классифицировать мировоззрение Щербатова как либеральное или консервативное, причем такого рода попытки неизбежно приводили к противоречивым результатам. Так, например, Венедикт Александрович Мякотин

^{822}, представитель либерального народничества и один из редакторов журнала Русское богатство,

опубликовавший подробное изложение общественно-политических взглядов Щербатова в одном из очерков в своей книге^{823}, отмечал «узость» общественного идеала Щербатова как выразителя интересов дворян — владельцев крепостных. В то же время Мякотин отмечал положительные, с точки зрения позднейшего либерализма, черты в мировоззрении Щербатова, прежде всего его стремление к созданию правового государства и, соответственно, его критику правления, основанного на произволе вельмож и фаворитов, характерном для России в период правления Екатерины II. Александр Александрович Кизеветтер, историк и один из видных деятелей кадетской партии, опубликовал очерк, посвященный роману-утопии Щербатова

Путешествие в землю Офирскую. Кизеветтер отмечает характерные черты этой утопии, не позволяющие говорить о «прогрессивности» взглядов Щербатова, — в частности, использование труда рабов и стремление Офирского государства защититься от возмущения низших общественных слоев при помощи крепостей и армии — и все это в «идеальном» государстве! С другой стороны, некоторые черты, по мнению Кизеветтера, приближают мировоззрение Щербатова к идеалам внесословного правового строя. В частности, историк с одобрением отмечает мысль Щербатова о том, что все свободное население (а не только дворяне) может участвовать в законодательной деятельности, а также его требование непременного судебного решения, основанного на строгом соблюдении существующих законов, как единственного источника наказания: без него никто не может быть лишен жизни, чести или имущества. В целом Кизеветтер полагает, что Щербатов был «красноречивым идеологом основного процесса нашей социальной истории XVIII столетия — создания дворянской привилегии на основе крепостного крестьянского труда»^{824}

. И в то же время он утверждает, что Щербатов, «поделив свои идеалы между будущим и прошедшим, создал себе мировоззрение, оказавшееся действительно неосуществимой утопией»^{825}. В этом отношении историк-либерал, вслед за Александром Ивановичем Герценом, противопоставляет Щербатова и Радищева, отмечая стремление последнего к тому, чтобы «свободными были все граждане». Кизеветтер писал: «История показала, кто из двух утопистов был ближе к исторической правде; история показала, что более радикальная утопия была наиболее дальновидной, а потому и наименее фантастичной»^{826}.