Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

Из членов младшего состава канцелярий лишь один сохранил к 1766 году свою работу — служивший в 1755 году в Епифанской канцелярии коллежский регистратор «у исправления всяких интересных и челобитчековых дел» Яков Дьяконов. Начав службу в 1742 году копеистом Вотчинной коллегии, он в 1753 году получил аттестат подьячего с приписью, а в 1755 году был отослан в Епи-фанскую воеводскую канцелярию с пожалованием коллежским регистратором (XIV), где и продолжал служить в 1766 году, но уже в чине секретаря (XIII). Судя по его «сказке» 1755 года, Дьяконов происходил не из дворян и, дослужившись до чина секретаря, получил, согласно продолжавшему действовать петровскому указу 1724 года^{511}, потомственное дворянство. На 12 должностях секретарей в тульских провинциальной и уездных канцеляриях в 1766 году находилось всего семь чиновников в секретарском чине. На остальных пяти служили чиновники XIV класса, дававшего лишь личное дворянство, и внеклассные служители. Все секретари и занимавшие эту должность служители сделали карьеру исключительно на гражданской службе, причем у дослужившихся до секретарства это заняло от 15 до 24 лет. Выслуга лет, однако, не была гарантией получения первого дворянского чина на гражданской службе — двое из занимавших секретарскую должность подьячих с приписью прослужили гораздо дольше (29 и 38 лет), но так и не выслужили ранга. Чрезвычайная краткость информации о чиновниках в публиковавшихся Сенатом

Списках[107] не позволяет судить о том, были ли среди тульских секретарей потомственные дворяне. Представляется, однако, уместным предположить, что если таковые и были, то в очень небольшом числе, как и в целом по России, где число дворян на секретарских должностях в 1760-е годы заметно уменьшилось по сравнению с более ранним периодом. Попытки правительства удержать секретарскую должность за дворянами, в частности с помощью указов 1754 и 1758 годов, запрещавших всем канцелярским служителям, за исключением секретарей, владеть имениями и покупать крепостных, не дали положительных результатов, и к 1760-м годам низшие классные чины начинают занимать выходцы из непривилегированных сословий. Практика приобретения лицами недворянского происхождения собственности на «души» продолжалась, несмотря на многочисленные запрещения, вплоть до середины XIX века^{512}

, однако только должность секретаря давала, до 1785 года, право на крепостных по закону. Это обстоятельство, наряду с введенным в 1763 году должностным окладом, делало гражданскую службу чрезвычайно привлекательной для обер-офицерских детей и канцелярских служителей. Упомянутый выше Яков Дьяконов, дослужившись до секретарского чина, получил возможность официально сохранить имевшиеся у него шесть крепостных душ в Данковском уезде (Елецкой провинции) — три полученные по наследству от отца и деда и три взятые в приданое за женой^{513}.

Списки 1766 года не дают информации о собственности чиновников, однако из других источников мы знаем, что по крайней мере половину тульских воевод и в этот период составляли местные помещики. Провинциальный воевода Скобельцын женился в конце 1740-х годов на родственнице ефремовского воеводы Ивана Огалина (по другим документам, Оголина), которая принесла ему в приданое богатейшие имения в Алексинском и других уездах^{514}. Веневский воевода Михаила Желябужский имел 132 души мужского пола в Белевском и Одоевском уездах, позже приобрел имения и в Тульском уезде^{515}

. Жены многих чиновников принадлежали к тульским дворянским родам и приносили в приданое поместья, которые не фиксировались в формулярных списках их мужей (после указа 1753 года жены имели право распоряжаться собственностью самостоятельно), но обычно находились в совместном распоряжении семьи. Кроме того, косвенные данные, например сведения о внесении родов пяти других воевод в VI часть дворянской родословной книги Тульской губернии (куда вносились роды древнего дворянства, способные доказать владение своими имениями ранее чем за 100 лет до указа 1785 года), дают основание полагать, что и в середине 1760-х годов большая часть тульских управителей были местными помещиками^{516}.

Тем не менее местное дворянство безжалостно критиковало чиновников за нарушения закона, бесчестное поведение и халатность в вершении правосудия. Особенно ясно критика дворянства по отношению к местной администрации прозвучала в дворянских наказах в Уложенную комиссию 1767 года. Дворянство Тульского уезда «всеподданнейше» просило изменить форму местного суда, «лакомством и беззаконным лихоимством» повернутого в сторону «ненавидящих род человеческой кривотолков», что мешало «спокойному и законному» управлению уездом^{517}. Дворянство Дедиловского уезда «дерзнуло» выразить рекомендацию правительству о том, кому следует быть управителями на местах: