Юлия Качалкина

Дворник

Дворник дядя Саша рывком преодолел последний нечищеный участок двора и замер, прислушиваясь к подступающему с Ленинградки утру.

На уровне четвертого этажа растворилась балконная дверца и из образовавшейся щели повалил пар заспанного жилья.

– Очумели совсем уже! У человека единственный выходной, а он тут скребет, мля! Положил лопату, я тебе говорю!

Дядя Саша козырьком приставил к глазам ладонь в грубой перчатке и ничего не ответил. В соседней казарме спел горн. Горнист, как обычно в начале года, был новичком и поэтому инструмент «повело». Дворник довольно хмыкнул, выпустив из носа теплое облачко, которое, столкнувшись с зимним воздухом, мгновенно схватило усы ледком.

На старой липе у перекрестка – высоко и протяжно – трепыхался красный полиэтиленовый пакет, неизвестно как попавший туда.

Быть может, – когда липа была еще совсеееееем маленькой…

В Фирсановке летние дни стояли долго. Саша отлично помнил, как они с бабушкой просыпались засветло и завтракали на открытой веранде, планируя, пойти ли в лес до обеда или после. А потом она говорила: «Допей чай!» – а Колька уже повис на калитке и выманивал играть на насыпи. Бабушка смеялась и грозила ему пальцем. Сама допивала из обколотой кружки, и в холодильнике – еще с вчера – лежал брикет мороженого, который они купили на станции, когда провожали папу в Москву. И если позвать Кольку играть домой, то придется делиться с ним и «растапливать» на троих.

Ведь есть прямо с вафли – непременно простынешь.

Колька приносил своих пластмассовых зверей, а у Саши были свои. Насыпь холмилась, после неделю назад прошедшего дождя застыв причудливыми волнами глины. Можно было воображать, что ты – в сказочной стране, и всему удивляться: вон какие дома, вон какие деревья, вон собака какая не такая какая-то… Из дачи напротив выходил толстый дядя, прозванный Колькой муми-троллем, и с размаху выплескивал на их сказочную страну какую-то неприличную жидкость из эмалированного ведра.

Дети смущались, но ничего не предпринимали. Им искренне было жаль этого немолодого человека.

До обеда оставалось пара часов, и удавалось сбежать на велосипедах – туда, где асфальт был ровный и почти новый, колеса скользили идеально и можно было даже не держаться руками за руль, как следует разогнавшись! А можно – и ноги с педалей снять.

Трехгорная улица упиралась в поле, и здорово было сидеть в гречихе, разглядывая курсирующих между цветками шмелей. На горизонте начинались высоковольтные вышки, но ходить туда никогда не отваживались: Колька рассказывал, что там раньше было кладбище, а теперь из мертвых электричество вытягивают.

Поэтому сидели у дороги, побросав велосипеды, и пугали друг друга историями.

Перед тем, как Трехгорной влиться в поле, на ней еще стояли дома. Не такие, как у них на улице Ленина. Старше и сумрачней. Вокруг них росли настоящие вековые ели и наверняка было полно грибов. Так что и в лес ходить не надо было. С корзинкой уж точно. А то и – с пакетом.

С бабушкиных слов, на трехгорных дачах жили писатели. Колька и Саша ни разу не видели, чтобы хоть один выходил или входил внутрь. У некоторых домов даже перила на крыльце были затянуты белой мутной пленкой, отчего становилось как-то не по себе. Точно дом запаковали, готовясь вернуться через много-много лет и найти всё прежним.

Участки зарастали ельником и пихтой все гуще, садовые дорожки уже с трудом проглядывались сквозь спутанную пастушью сумку и колокольчики, а кукушки – редкие гости во владениях человека – селились прямо под крышей.

На одной из елей почти у самой макушки висело ведро. Обыкновенное ржавое ведро с длинной кривой ручкой и швом поперек. Колька уверял, что это – смотровое ведро. Вроде тех, что бывают на мачтах кораблей и куда обычно забираются в самую бурю – искать берег.

Саша сомневался, подозревая, что вряд ли полуразвалившаяся посудина выдержит даже таких мальцов, как они с Колькой. Чего уж говорить о взрослых хозяевах.

Но Колька настаивал, что ведро именно смотровое, а хозяева, чтоб его лягушка забодала, совсем даже и не обыкновенные люди!

Так все лето дети ездили смотреть на писательские дачи и гадать о ведре.

Однажды, ближе к августу, готовясь к возвращению в Москву, Саша поделился с бабушкой их с Колькой самым сокровенным открытием – рассказал про «совсем даже не людей» и «чтобы искать берег в бурю». Бабушка так знакомо улыбнулась и объяснила, что… на маленькие елочки и сосенки вешают ведра для сбора смолы. Чтобы потом делать из нее всякие полезные вещи. Вроде даже как брошки: «Вот, посмотри (она взяла его за руку, провела в комнату и достала из поцарапанной шкатулки маленький желтый овал янтаря с вплавленной в него мушкой)».

Правда иногда, сказала бабушка, про ведра забывают. И деревья вырастают так, что никто – даже с лестницы – не сможет достать собранную смолу.

Саша подумал, что он бы – непременно достал. Что-нибудь придумал бы и достал.