За музыкантами длинной колонной маршем шли рогатые человекоподобные твари в легких доспехах, и примерно каждый двадцатый нес перед собой огромный факел, подняв его высоко над головой. Затем послышался низкий звук — медленный ритмичный раскат на фоне пения труб и игры музыкантов, — и я понял, что это поет пехота. Кажется, прошло бесконечно много времени, пока эта толпа текла по черной дороге, но за все это время ни один из нас даже не шелохнулся, даже не заговорил. Они прошли с факелами и знаменами, с музыкой и пением, и в конце концов дошли до края бездны и пошли дальше по едва заметному продолжению той темной дороги; их факелы теперь парили над тьмой, освещая им путь. Музыка стала громче, несмотря на расстояние; все больше голосов присоединялось к хору, потому что новые и новые воины выходили из полыхающего грозового фронта. Прокатился случайный раскат грома, но не смог заглушить пения; не смогли и ветры — они только набрасывались на факелы, стремясь их задуть. Это было словно гипноз. Словно бесконечные дни и годы я смотрю на эту процессию и слушаю мелодию, которую я наконец узнал.
Внезапно из грозового фронта выплыл дракон, за ним еще один и еще. Зеленые, золотые и черные, подобно старому железу, — я смотрел, как они парят на ветру, поворачивая головы, чтобы развесить огненные вымпелы. В блеске молний драконы были ужасны и великолепны, и не было им числа. Под ними шли небольшие стада белого скота, животные вскидывали головы, ревели и били копытами землю. Рядом мелькали всадники, щелкая длинными черными бичами.
Затем прошла процессия истинно звериных войск из тени, с которой Янтарь иногда торговал; грузные, чешуйчатые, когтистые, они играли на чем-то, что напоминало волынки, — истошные ноты доносились до нас, и звуки переполнял пафос.
И эти шли маршем, и снова были факелоносцы, и еще войска, и еще — из теней далеких и близких, — и у каждого войска свои цвета. Мы смотрели, как они проходят и извилистой дорогой идут в далекое небо, словно мигрирующие светляки, а целью их была та черная цитадель, что зовется Дворами Хаоса.
Казалось, этому не будет конца. Я потерял всякий счет времени. Но странное дело — пока все это тянулось, грозовой фронт оставался на прежнем месте. Я даже перестал ощущать себя, зачарованный шествием, что двигалось мимо нас. Я знал, такое событие никогда больше не повторится. Яркие летучие твари мчались над колоннами, а темные парили еще выше.
Там были призрачные барабанщики, существа из чистого света и стая летающих машин; я увидел всадников, полностью убранных в черное, верхом на различных бестиях; виверны, казалось, зависали[31]
на долю секунды в небе, подобно огням фейерверка. И звуки — стук копыт и топот шагов, пение и вопли волынок, барабанная дробь и трубы — вздымались омывающей нас могучей волной. И дальше, дальше, прочь по мосту тьмы извивалась процессия; огни очерчивали теперь громадную ее часть, видимую на огромном расстоянии. Затем, когда мой взгляд вновь скользнул по рядам, еще одна фигура вышла из-за мерцающей занавеси. Это была повозка, убранная черным, и везли ее черные кони. На каждом ее углу поднимался шест, горящий синим огнем, а на повозке лежало то, что могло быть лишь гробом, покрытым нашим флагом с Единорогом. Повозкой правил горбун, убранный в пурпурные и оранжевые одежды, и даже на таком расстоянии я понял, что это Дваркин.