Двухгадюшник. Рассказы

Но вернемся к Кузьмичу, он отличие от многих коллег имел свой собственный патентованный метод воспитания солдат. Он вполне укладывался в общую концепцию, проповедуемую замполитами, но от этого не становился менее эффективным. Метод назывался «беседа». Беседовал Кузьмич с провинившимся бойцом после отбоя в своей канцелярии, тут уж ничего не попишешь — у командира отдельного подразделения забот по горло, так что в светлое время суток ни минуты выкроить для разговора он не мог. Итак, после отбоя, накосячивший боец, наглаженный и начищенный как на парад по стойке «смирно» замирал перед сидящим за столом Кузьмичем, и мероприятия начиналось. Тихо и монотонно, никто ни разу не слышал, чтобы Кузьмич повышал голос, вставляя через слово смачное «на…» подполковник подробно объяснял бойцу, в чем конкретно тот был не прав. Такое объяснение, даже по незначительному проступку, вроде курения не там где надо, занимало минимум час. За это время солдат впадал в состояние близкое к полному отупению и гипнотическому трансу. Он уже согласен был трижды признать себя виновным по всем пунктам обвинения, соглашался с тем, что совершил немыслимое по своей тяжести преступление и был готов нести любое наказание, лишь бы кончился этот монотонный обличающий голос. Но так легко отделаться не удавалось никому. После разбора и описания проступка следовала вторая часть беседы. В этой части солдат подробно расспрашивался о семье, школе, жизни на гражданке. И в результате несчастному как дважды два доказывалось, что он просто неблагодарная свинья, о которой всю жизнь заботились изо всех сил, а в результате получили, к примеру, грязный подворотничок на утреннем осмотре. Эта часть беседы длилась от двух до четырех часов. К мукам совести прибавлялась принудительная бессонница и солдат уже не знал куда деться и мучительно сожалел о содеянном. Наконец с вопросом: «Ну теперь ты все понял, на?», на который неизменно следовал горячий утвердительный ответ, душа отпускалась на покаяние. Счастливый и свободный солдат пулей летел к своей койке, чтобы наконец-то слиться с ней в полном экстазе. Но радость его была преждевременна. Поразмыслив минут 15–20 над проведенной беседой, Кузьмич находил новые аргументы, которыми ему не терпелось воспользоваться, тогда дневальный поднимал недавнего счастливца и вновь препровождал его в канцелярию. Таких заходов за ночь обычно бывало несколько. В особо серьезных случаях беседа могла продолжаться несколько ночей подряд, Кузьмич находил время днем, чтобы вздремнуть, одновременно бдительно следя, чтобы его примеру не последовал объект воспитания. Даже самый стойкий боец ломался после нескольких ночей подобной воспитательной работы, совершенно отупев от бессонницы, он сам приносил Кузьмичу припрятанную водку или анашу, писал сам про себя объяснительные о том где и как ущемлял младший призыв. Короче ударно каялся во всех грехах, лишь бы с ним прекратили беседовать. Так что ничего удивительного в том, что Кузьмича как огня боялись солдаты и даже молодые офицеры не было. Эта предыстория и послужит прологом к удивительной повести о победившей саму смерть гордой птице.

* * *

В суровой, задубевшей за долгие годы службы душе Кузьмича все же существовал тщательно оберегаемый уголок, прибежище сентиментальности и нежных чувств, и отдан он был целиком и полностью братьям нашим меньшим. Кузьмич мог часами простаивать в зоомагазине, наблюдая за игрой рыбок в аквариуме или возней хомячков в клетках, а уж если он находил где-нибудь на улице бродячего котенка или щенка, то все, туши свет. Понятно, что страсть командира к животным не могла не наложить отпечатка и на его подразделение. Началось с того, что в комнате отдыха появился купленный Кузьмичем на собранные с бойцов деньги огромный аквариум. Надо сказать, что тратить свое и так скудное денежное довольствие на обзаведение золотыми рыбками солдаты не желали, но после того, как несколько особо недовольных сходили к Кузьмичу на беседу, где им неторопливо и обстоятельно изложили всю пользу психологической релаксации наступающей при созерцании аквариумной жизни, бойцы смирились с неизбежным.

Аквариум, однако, просуществовал недолго. Подвели его гигантские размеры, поскольку это чудо стеклодувного искусства не помещалось ни на полках, ни на столе, решено было поставить его на двух стульях в угол. Конструкция, надо сказать, получилась не слишком устойчивая. А два десятка парней наделенных кипящей и бьющей через край молодой энергией редко ведут себя тихо и смиренно. Час аквариума пробил на седьмой день его пребывания в комнате отдыха, когда рядовой Бегельдиев, отвесивший шуточный пинок задумавшемуся о дембеле рядовому Мамедову, спасался бегством от праведного гнева последнего. Как потом писали в объяснительных, он даже не задел Кузьмичовский водный мир. Просто пробегая мимо, тяжело бухнул сапогом в непосредственной близости и, попал в резонанс, чем и вызвал локальную катастрофу. Короче говоря, аквариум слетел со стульев и разбился вдребезги, похоронив под своими осколками всех золотых рыбок.