Двуликие. Игра на опережение-2

— Судя по тому, что мы с вами проходили, проклятье теряет силу, — произнесла я тихо, сама до конца не веря, что говорю это. — Энергетические жилы тоньше, чем должны быть при проклятье подобного типа, и сама метка меньше. И… я не вижу, чтобы она сосала из вас жизненную силу, — заключила я поражённо. — Метка спит. Она есть, но не функционирует.

— Всё верно, — кивнул магистр. — Уже некоторое время я не ощущаю влияния проклятья. Нет неконтролируемых приступов страсти и агрессии, я почти не чувствую непреодолимой тяги к Эмирин. Уточню — я говорю именно о том, что нельзя контролировать. Отсутствие контроля над собой — характерная черта данного проклятья. В целом все эти чувства присутствуют, но не затмевают мне разум по крайней мере.

— Я рада, — пробормотала я, немного слукавив. Радость, конечно, была, но я её почти не ощущала — меня заполнял стыд. Очередное напоминание, какой кошмар я натворила… кстати… — Магистр, мне недавно снился сон про маму. Про Триш. И про… это проклятье.

— Да? — Дрейк заинтересованно сверкнул глазами, и я рассказала ему о том, что сказала мама. Как она защитила меня от влияния последствий проклятья, при этом разрушив заклинание, которое помогало ей скрываться. — Не понимаю, зачем нужно было именно разрушать? Как это связано? Выглядит, словно жертва какая-то…

— Нет, — покачал головой магистр, — с жертвами это никак не связано. Любое заклинание, блокирующее родственный поиск, основано на магии Крови, и снимать последствия наложенного проклятья тоже необходимо с её помощью. Однако если блокируешь родственный поиск, частично блокируется и магия Крови, по крайней мере в том, что касается сложных заклинаний. Здесь всё очевидно. Триш была вынуждена снять блок, чтобы помочь тебе. Возможно, потом она поставила его обратно, но было уже поздно. — Дрейк мгновение молчал, серьёзно глядя на меня, а затем добавил: — Не терзайся, Шани, и поверь мне — ты на её месте поступила бы так же. Это выбор любой любящей матери — избавить своего ребёнка от боли и проблем.

— Мне кажется, она видела во мне не совсем своего ребёнка, — пожаловалась я, вздохнув. — А ребёнка Эмирин.

Судя по округлившимся глазам, Дрейку такая мысль в голову не приходила.

— Хм, — он кашлянул. — У меня, конечно, нет столько опыта по воспитанию детей, как у Эмирин, но всё же скажу — как только ты принимаешь ответственность за чужого ребёнка, он становится твоим. Возможно, что-то такое про Эмирин и было в её голове, не берусь это опровергать — всё может быть. Но то, что Триш взяла ответственность за твою жизнь и была тебе хорошей матерью, бесспорно. Поэтому не стоит придумывать ей дополнительные грехи, у неё и основных достаточно.

Я даже улыбнулась, так забавно это прозвучало. Действительно… зря я обвиняю маму в том, что она ассоциировала меня с погибшей Шайной. Если это в чём-то и было так, она меня всё-таки любила. Меня, а не её.

— Как думаете, почему она не вернулась к Эмирин, чтобы попросить прощения? Поначалу было стыдно, понятно, но потом…

— Мне кажется, это очевидно, Шани. Она не вернулась, потому что не могла. Почему не могла — другой вопрос, но я думаю, что дело не только в стыде.

— А в чём ещё может быть дело?

Дрейк помедлил, задумавшись.

— Вариантов много. И давай как-нибудь в следующий раз поговорим об этом? Мы с проклятьями на сегодня пока не закончили.

Я кивнула, но подумала, что магистр, судя по всему, не слишком хотел отвечать на поставленный мною вопрос.

Дрейк Дарх

Он пришёл в комнату Эмирин, когда она была в душе, и прошёл следом, не мешкая. Открыл дверь и застыл на пороге, не в силах ни двигаться, ни говорить, ни даже дышать, и чувствуя только волну обжигающего нутро желания — так она была прекрасна. Обнажённая, стоящая под струями воды с запрокинутой головой, с мокрыми тяжёлыми волосами. От этого зрелища заныло и в груди, и в паху, но Дрейк всё равно ощутил разницу — разум при этом он не потерял. И продолжил стоять на пороге, понимая, что на самом деле не имеет права находиться здесь.

— Ты чего замер? — спросила Эмирин, не оборачиваясь, и взяла с полки мыло. — Раздевайся.

Надо было отказаться, но он в который раз смалодушничал и сделал так, как хотелось. В глубине души ярко-алым цветком распускался стыд за то, что продолжает мучить Эмирин вместо того, чтобы отпустить, но у Дрейка не было сил на правильные поступки. Как заставить себя, если сейчас, обнимая её, лаская влажное тело и целуя нежные губы, он чувствовал себя почти счастливым?

— Шайна спросила у меня кое-что, — шепнул он Эмирин на ухо и глубоко вздохнул. Её запах всегда ассоциировался у него с ароматом весны — молодая листва, цветущие деревья, первые цветы. И раньше, до проклятья, этот запах никогда не вызывал у Дрейка такой реакции, как сейчас — его хотелось слизнуть, чтобы ощутить ещё и на вкус. Да… когда-то он действительно не был влюблён в Эмирин, только искренне и до глубины души восхищался ею. Теперь даже странно представить…