Двуликие. Клетка для наследника

– Даже самый лучший предсказатель знает, что у будущего много вариантов. Тот, что видишь ты, не может быть единственным.

– Он и не единственный. Но самый вероятный.

– Вероятность здесь не важна. Главное, что он не единственный. И убивать за то, что ещё не случилось, нечестно. – Аля встала с табуретки. – Я заберу её. Не возражаешь?

Женщина покачала головой.

– Не возражаю. Зря ты это… Жалеть будешь. Она ведь и тебе…

– Не говори. Не надо. Никогда не рассказывай того, что видишь. Никому. И не считай свои видения абсолютной истиной.

Женщина не ответила.

Только когда дом вновь опустел и Алины тихие шаги стихли, прорицательница ухмыльнулась и прошептала:

– Пожалеешь…

Я проснулась в холодном поту.

Опять… но на этот раз – продолжение того сна про Триш. Оно мне никогда не снилось, а тут вдруг… Наверное, так подействовало на меня «знакомство» с Алей, то есть, с Эмирин.

Надо будет поискать что-нибудь про Триш Лаиру. Не могла она совсем не оставить следов.

После этого сна я долго ворочалась и не могла уснуть. Со мной такое постоянно случается после приступов «вещих» сновидений, поэтому я их и не люблю.

Обычно в это время на первом этаже играет музыка, слышится мужской и женский смех – смена в самом разгаре. Но сегодня в борделе была тишина – после празднования моего поступления все девочки завалились спать. Интересно, большой будет убыток у матушки Розы?..

Я попала сюда десять лет назад. И мне самой тогда было десять. До той ночи я ни разу не видела матушку Розу, да и не слышала о ней. Я мирно спала, причем без всяких снов, когда вдруг услышала какой-то грохот, а потом меня буквально выдернуло из постели.

– Шани, малышка, проснись, – горячий шёпот мамы раздался возле моего уха. – Проснись, детка.

Я никогда не видела маму в таком состоянии, как той ночью. Её каштановые волосы были взъерошены и напоминали разоренное птичье гнездо, в голубых глазах плескался страх. Она лихорадочно кусала губы и заламывала руки.

– Мам?..

– Тс-с-с… Шани, малышка, – мама обняла меня изо всех сил, сжала плечи, поцеловала в щёку. – Я люблю тебя. Что бы ни случилось в дальнейшем, помни об этом. Я очень люблю тебя, Шани, прошу, помни об этом всегда.

Я не понимала, почему она так говорит. И тогда, и сейчас.

– А теперь слушай. Я дам тебе амулет – никогда не снимай его, милая. Никогда! Всегда носи с собой, на шее. Это важно, очень важно, Шани! Обещаешь?

– Обещаю. А…

– Тс-с-с… Девочка моя, сейчас я отправлю тебя к одной хорошей подруге, она позаботится о тебе. Слушайся её, ладно?

Я помню собственную растерянность в тот момент. Мама никогда не оставляла меня одну надолго…

– Мам… – начала шептать я, но она меня прервала:

– Всё-всё. Очень мало времени, детка, очень мало… Вот амулет, – мама достала из-под собственной ночной рубашки свой талисман, с которым раньше не расставалась, поразив меня этим до глубины души, и надела его мне на шею. – Не снимай, поняла? Что бы ни случилось. И помни, что я люблю тебя. Больше жизни люблю, Шани.

Мама в последний раз прижала меня к груди, поцеловала, заглянула в глаза – пронзительно-требовательно, словно старалась запомнить…

А потом послышался звон, и меня заволокло туманом. Мама исчезла, а я оказалась в борделе, прямо в комнате матушки Розы.

Ровно через неделю я узнала, что случилось тогда с мамой – прочитала заметку в газете. Наш дом, в котором мы до этого жили целых два года, сгорел. Вместе с мамой. Её обожженное тело нашли в гостиной на первом этаже.

Маму звали Карой Джейл. А меня тогда называли малышкой Шани Джейл.

Теперь же я – Шайна Тарс. А кто убил маму, так и осталось неизвестным.

Месяц до начала учёбы пролетел быстро. Всё это время я самостоятельно занималась магией, стараясь подтянуть то, что необходимо было подтянуть, и заполнить пробелы. Мне хотелось быть лучшей.

Рональдин я в этот месяц не видела, впрочем, она предупреждала, что сразу после сдачи экзаменов вернётся в Арронтар, к родителям. Через две недели я получила от Дин письмо, к которому был приложен небольшой браслет, сплетённый из разноцветных нитей.