Дыбенко

— Сложа руки не сидим, кое-что делаем, — ответил Дыбенко. — Надо действовать.

На следующий день в котельной собралась небольшая группа большевиков. Под подволоком еле-еле светила электрическая лампочка. Моряки, одетые в рабочее платье, походили на близнецов-братьев. Высказывались многие. Григорий Светличный — унтер-офицер 2-й статьи, спокойный, немногословный, рекомендовал немедленно установить связь с Кронштадтом. С ним согласились матрос 1-й статьи Василий Алпатов, старший гальванер Григорий Чайков и комендор Иван Чистяков.

Совещались недолго. Решили установить контакт с руководителями Главного судового коллектива партии в Кронштадте Иваном Сладковым и Тимофеем Ульянцевым, а если представится возможность, то и с Петербургским комитетом большевиков. Повезло подпольщикам, в Кронштадт уходил броненосец. Опасались, что «бдительный» Небольсин не пустит никого на берег. Но все обошлось благополучно. От механика Дыбенко получил требования на электродетали.

Неделю стоял «Павел I» в Кронштадте. Детали Павел достал быстро и частями приносил на корабль, поэтому в город отлучался ежедневно; настойчиво разыскивал Главный судовой коллектив партии. Явка, которую получил в Гельсингфорсе, уже устарела, о чем предупреждал условный знак — выломанная в заборе доска. «Сменили место, — понял Павел. — Как теперь напасть на след?» Ховрин и Светличный советовали связаться с одним из руководителей, инструктором-указателем учебно-артиллерийского отряда Сладковым.

— Если кто придерется, покажешь требование механика на электродвигатели, — говорил Ховрин.

Поиски увенчались успехом: встретился с Иваном Сладковым. И хотя встреча по условиям конспирации была короткой, однако обо всем нужном успели переговорить. На вопрос Сладкова:

— В чем нуждаетесь сейчас больше всего? — Дыбенко ответил:

— Пожалуй, сейчас для работы нужнее всего прокламации на текущие политические темы.

— Этим мы обеспечим. Для посылки в Гельсингфорс уже подготовили пятьсот прокламаций Петербургского комитета РСДРП.

Договорились, как в дальнейшем поддерживать связь… «Император Павел I» вернулся в Гельсингфорс.

Кончился день 19 октября 1915 года. На «Павле I» еще не все успели закончить ужин, вдруг разнеслась тревожная весть: «На «Гангуте» бунт!»

«Что это? — встревожился Дыбенко. — Ведь Володя Полухин вчера говорил, что у них «как у всех». Значит, восстание вспыхнуло внезапно. Что же случилось?»

Нижним чинам «Павла I» приказали разойтись по кубрикам. Прошел слух, что старший офицер Гертнер подбирает унтер-офицеров и надежных матросов, дабы в случае необходимости послать их на «Гангут» усмирять бунтовщиков.

«Как помочь гангутцам? Надо побольше своих «пристроить» в группу Гертнера». Дыбенко встретился с Марусевым, потом с Ховриным. Решили собраться на броневой палубе в два часа ночи. Оповестили активистов… Пришло 130 человек. Приняли меры предосторожности. Всюду расставили надежных людей. Ведь сегодня дежурный по кораблю лейтенант Ланге — настоящая ищейка… Подпольщики обсуждали, как им поступить: присоединиться к команде «Гангута» сейчас же или ждать сигнала о совместных действиях с другими кораблями, рабочими Петрограда? А кто даст такой сигнал? Судовой коллектив РСДРП 5 Кронштадте. Но с ним не так просто связаться.

«Мнения разделились, — вспоминает Дыбенко. — Мое предложение немедленно приступить к активным действиям, уничтожить офицерский состав и поднять всеобщее Восстание было большинством отвергнуто. Принято предложение т. Марусева выждать, установив тесный контакт с Кронштадтом и петроградскими организациями. Свое решение мы передали на другие корабли. Однако тут же Написали воззвание: оказывать активное противодействие при арестах. Принятое решение и написанное воззвание в корне противоречили друг другу. Спор между собравшимися обострялся и затягивался. Время приближалось к побудке…

В 5 часов утра собрание разошлось. Команды на кораблях были наэлектризованы. Можно было ожидать дезорганизованных выступлений…»

Не спали и офицеры. Ночь они провели в кают-компании. Всезнающие вестовые сообщили Дыбенко, что Небольсин грозился «свернуть бунтарям головы», «всех перевешать на реях», однако Ланге и Гертнер настоятельно советовали ему не обострять отношения с командой, переждать страшную ночь, дотянуть до утра; а там, исходя из указаний командующего флотом, принять надлежащие меры, и если потребуется, то в первую очередь избавиться от опасных смутьянов; Гертнер не рекомендовал посылать на «Гангут» отобранных 120 унтер-офицеров и матросов: «Многие присоединятся к бунтарям».

Дыбенко уже знал, что выступление на «Гангуте» началось за ужином, там вместо макарон, которые полагались после угольных авралов, подали прескверную кашу. Команда есть отказалась. «Однако не в каше дело, — думал Павел. — Матросы восстали против каторжных порядков, против войны и ненавистного самодержавного строя».