Дыхание

Конторские дамы продолжали обсуждать проблемы своего здоровья и мелкие сплетни, не покидая насест. Любовь — persona non grata. О ней положено грезить, а наяву отравлять воздух своей разочарованностью — той, что остается после страшной догадки, что Дед Мороз живет в соседнем подъезде. Мы не смогли бы объяснить происходящее с нами. Мы не думали о браке, что бы там ни говорили благонамеренные демоны. Я даже не был уверен, что мне требуется секс. Это муки Тантала — секс ipso facto неспособен напоить жажду взрослых людей, с детства бежавших от мысли открыть свою душу.

Однажды мне пришлось туго, когда ее отправили в командировку на три дня. Я едва не провалил все явки и пароли. Вздрагивал от каждого звонка. Не попадал в клавиши компьютерные. Впервые с гнетущей ясностью я сознавал, что ничего не смогу сделать: ни сжечь время, словно проспиртованный воздух, ни свернуть пространство в трубочку, вместе с его джунглями, тайгой, саваннами, самой передовой, пугливой и наглой цивилизацией, со всеми населенными пунктами и всеми, кто их населяет, и засунуть дьяволу в зад. Когда Марта появилась (была пятница, 10.03 по закутскому времени), и встретила меня взглядом, который я понимал слишком хорошо, от счастливой смерти меня спасла одна мысль: это в последний раз. Я не отпущу ее больше. Никогда.

Кое-как провели остаток рабочего дня. В пять часов она вышла, попрощавшись с остальными. Я знал, что она ждет. Вынес еще 15 минут… Наручные часы остановились. Затем было скольжение в облака.

…Мы добрались до моей квартиры, кажется, на такси, и кажется, я отдал последние деньги. Не сказали ни слова. Упали на кровать, уже будучи в трансе.

Совлечь с себя одежду смогли только в машинальном оцепенении, словно видя перед собой силуэт нависшего танка. Когда мы вошли друг в друга, я даже не ощутил себя: только ее. «Дом», подумалось мне. «Я вернулся домой».

Она сходила с ума, извиваясь, а я отделился от своего тела и заполнил всю комнату, этот город, электрифицированную берлогу среди тысячи верст зимы.

Счастье, рвавшееся из нас на волю, не вмещалось в бренных телах — всего лишь актерах, плохо изображающих свои подлинные души. Жизнь хлестала из нас так, что впору было умереть… И это было бы лучшим моментом для всей вселенной с миллиардами лет ее эволюций и инволюций. Мы смешивались жадно и беспорядочно, ища утробу, то, что навсегда скрыто от посторонних. «Это в последний раз», вдруг вернулась ко мне странная фраза, и я стал повторять ритмично:

«Это в последний раз».

В ту ночь, о которой мне все меньше хочется вспоминать, я был один. Она отправилась со своим отцом на дачу поздно вечером, и оставалось только ждать рассвета, полудня, вечера вновь. Я уснул не раздеваясь. Во ночном кошмаре бесновался ливень, город сотрясало землетрясение. Кто-то с оглушительным ревом ломился в мою дверь…

Жестяной привкус городского романса, который мы так презирали, вдруг воплотился во всей своей слезливой банальности. Вечером я узнал. По дороге на дачу машина разбилась. Рядовое ДТП. Отец не пострадал. Она умерла мгновенно.

* * *

Прошел месяц. Вернулась жена. Она похудела, подтянулась и расхаживала по квартире в одном кухонном переднике, поскольку мы проводили время только на кухне и в спальне. Иногда она отпускала из рук сковородки и молча припадала ко мне. То было сближение медсестры с тяжелым больным. Умрет он или поправится — связь прикажет долго жить.

Издалека, на медленных тяжелых лапах подкралась памятная суббота… Тем утром я отправился на прием.

Жена вытолкала меня за дверь — было плановое посещение доброго доктора. По дороге я обдумывал возможность: вдруг сейчас моя супруга трахается с Клавиком, ее тайным воздыхателем, с которым она вела переписку. Он принес ей цветы, они выпили кофе, немного вина… он посадил ее на колени, поднимает ее пышные белые ягодицы, и вцепившись в его плечи она стонет, как будто поет зулусские гимны. Настроение слегка улучшилось. Что же. Последний визит к врачу.

Нужно оставить супругу в покое. Уйти из ее квартиры.

Зачем ей мои страдания, если своих достаточно — со мной?…

— Ну-с, как ваши дела? — осведомился Пал Сергеич.

— Спасибо, хорошо, — признался я.

— А у меня для вас известие, — с обезоруживающим идиотизмом посмотрел на меня доктор. — Вы здоровы.

Я молча смотрел на него. В мозгу играл вальс «Амурские волны».

— Ну, ошиблись маленько с анализами. Перепутали что-то. Нет у вас никакого рака. Просто нет признаков, — сказал врач и торжественно пожал мне руку.

Зашла медсестра, и доктор рассказал ей свежий анекдот. С ней я прошел в процедурную для окончательного анализа крови. Мы шутили, хотя мне было не по себе. Это не кокетство — не каждый день вот так, между двумя анекдотами, теряешь билет на «Конкорд», зная, что придется ползти поганым раздолбанным поездом по очень смутной территории, где каждый день у тебя вымогают жизнь. Предстояло возвратиться в мир, с которым я так благополучно распрощался. Опять протискиваться в тесный поток черепов, локтей, бедер, над которыми витает фосген чуждого всему живому менталитета.