Дыхание богов

8. Скорпион – брожение и распад, разрушение, за которым следует возрождение.

9. Стрелец – декантация, сцеживание.

10. Козерог – подъем.

11. Водолей – осознание.

12. Рыбы – переход от «Верхних Вод» духовности, к «Нижним Водам», предшествующим приходу Рака.

Согласно подсчетам астрологов, в 2000 году после Р. Х. мы покинули эру Рыб и взошли в Эру Водолея.

Эдмонд Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V

43. ЕЩЕ ОДНА ВЕЧЕРНЯЯ ВЫЛАЗКА

Представление продолжается.

Пока меня не было в городе, закончился второй антракт. Персефона все еще томится в аду. Ее освобождение, выход наверх, к свету, опять представлено в виде аллегории – 12 ступеней отделяют ее от превращения из темного первобытного чудовища в сияющее совершенное существо. Сколько раз еще они будут показывать нам путь посвящения в тайну? До тех пор, пока мы не превратимся в живые философские камни? Сколько еще будут напоминать нам о свойстве материи, из которой мы состоим, прежде чем превратят ее в золото?

На сцене хор харит исполняет финальную радостную арию об освобождении Персефоны из ада и о возвращении земле плодородия. Освобождение и процветание. Пьеса закончена. Актеры раскланиваются под вежливые аплодисменты. Времена года разносят зрителям фрукты.

Я поджидаю друзей снаружи. Вскоре появляется Рауль. Я смотрю на него исподлобья.

– Ты так и будешь дуться весь вечер из-за войны между нашими народами? Ты похож на игрока, который обижается, что у него съели шашку.

Я не отвечаю. Рауль продолжает:

– Мишель, мне ужасно не нравится, что наши отношения испортились. Мы столько пережили вместе. То есть наши души столько пережили, пока мы были смертными, ангелами, богами. Не будем же мы теперь ссориться из-за того, что происходит с горсткой смертных.

«Их намного больше, чем горстка», – думаю я.

– Это просто фигуры на доске. Когда ты наконец поймешь это?

Подходят Мата Хари, Густав Эйфель и Жорж Мельес.

Я в упор смотрю на Рауля. Просто игра? Нет, он ошибается, это не просто игра. Или тогда и вся вселенная не больше чем игра.

Наша маленькая группа идет к окраине Олимпии, туда, где мы прорыли лаз под городской стеной.

В этой ночной экспедиции Рауль и Мата Хари идут впереди, а Густав Эйфель и Жорж Мельес замыкают группу. К нам присоединились двое новичков, сильнейшие ученики – Камилла Клодель и Жан де Лафонтен. Я всегда был поклонником Лафонтена. Рассказывая о животных, он умел донести до читателя глубокие мысли, открывал необыкновенные просторы для обсуждения философских и политических идей.

Я несколько смущен и не осмеливаюсь подойти к нему. Он все равно идет впереди с Камиллой Клодель.

Мы идем через голубой лес к реке. Мы быстро продвигаемся вперед, находя все более короткие и удобные пути. Мы переходим реку через тайный ход, скрытый под водопадом.

Вдали мы замечаем Большую Химеру. Она все также завороженно смотрит на собственное отражение в зеркале, которое ей подсунул Жорж Мельес. Прежде свирепое чудовище не обращает на нас никакого внимания, и мы как можно тише обходим его. Такова власть зеркал.

Дорога, которая раньше была почти непроходимой, теперь кажется легкой: все препятствия, однажды преодоленные, нам уже не страшны.

Вскоре мы оказываемся на маковом поле.

В красной зоне теперь не девять, а одиннадцать строений. Появились два новых дворца – киноискусства и юмора. Мы с радостью встречаем старых друзей, ставших музами. Мэрилин выглядит как и раньше, а Фредди… Просто поразительно, как преобразился эльзасский раввин, который никогда не лез в карман за шуткой. Он превратился в изящную юную девушку, в лице которой, однако, сохранились некоторые черты Фредди.

Мэрилин и Фредди утратили дар речи, но оба пытаются знаками предупредить нас об опасности, подстерегающей нас дальше. Они настаивают, чтобы мы взяли с собой сандалии на веревочной подошве, жестами объясняют, что они понадобятся нам. Мы благодарим их.

Спускается ночь. Ожидая восхода второго солнца, мы садимся в кружок, освещенные лежащей в центре связкой светлячков. Они заменят нам свет костра.

Мата Хари садится рядом со мной.

– Что ты спросишь у Верховного Бога, когда увидишь его там, наверху?

– Я как-то не думал об этом. Сейчас соображу… А ты? Спросишь, почему он допустил Гитлера, терроризм, фанатизм? Почему жестокость остается безнаказанной? Откуда столько зла? Почему страдание «исторически» неизбежно?

– Мне кажется, я знаю начало ответа, – говорит Жан де Лафонтен, вмешиваясь в наш разговор. – Возможно, зло нужно, для того чтобы узнать добро. Лишь противоречие позволяет узнать истинную сущность вещей.

Встретив всеобщее непонимание, писатель на ходу выдумывает басню.