Дыхание грозы

Апейке до поздней ночи не спалось. В темноте, разреженной светом с улицы, еще будто сидел на сессии, перебирал услышанное, обдумывал, оценивал выступления, суждения ораторов. Особенно пристрастно разбирал он в мыслях доклад о коллективизации, с которым выступал нарком земледелия Рачицкий. С нетерпением ждал он доклада, внимательно вслушивался в каждую мысль, в каждый факт, — деловито, беспощадно анализировал все в тихой темноте ночи. Чем больше вдумывался он, тем больше определялось двойственное впечатление от доклада. Нарком довольно сдержанно говорил об успехах и правдиво сказал о трудностях, мешающих разворачивать коллективизацию. "Неплохо было бы иметь пару тысяч тракторов к весне — для подкрепления колхозного движения, которое мы имеем, однако надеяться на получение в ближайшие годы того количества тракторов и машин, которое нам нужно, не приходится". Рачицкий не скрывал, что очень мало специалистов для колхозов, разумно добавил, что специалисты, которые нужны, должны иметь особую подготовку для работы в огромных хозяйствах. Нужда в специалистах, сказал он, превышает предыдущие плановые расчеты самое малое в десять раз! "Этот вопрос нам решить не под силу, — откровенно докладывал он, — и на ближайшие годы мы в этом отношении будем иметь большие трудности…" После этого, сжимая руками края трибуны, лобасто подавшись вперед головой, почти не шевелясь, Рачицкий возмущался: "Есть попытки запугать, что организационно и технически мы не будем способны обслужить то колхозное движение, которое имеется сейчас и которое нарастает все с большей силой, не сумеем это движение приспособить к нашей организационной способности, технической вооруженности и финансовой возможности. Такие настроения, по-моему, очень вредны, и их надо "ю всей решимостью, со всей силой пресекать!"

Рачицкий заранее. объявлял, что колхозы не получат соответствующей техники и что денежная помощь будет недостаточной. "Наша главнейшая задача на ближайшее время, — говорил он, — это…

мобилизовать все ресурсы, которые имеются у самого крестьянства, и полностью направить их на социалистическую реконструкцию в сельском хозяйстве".

И тогда, в зале, и особенно потом, ночью, когда заново обдумывал все, беспокоило Апейку недоуменное: и специалистов для колхозов почти нет, и техники мало, а словно бы грех — считаться с этим. Невесело было на душе, когда вспоминал, как Рачицкий, отметив, что часть колхозов засорена "кулацконэпмановским элементом", заявил, что будто из-за этого "колхозы уклоняются от сдачи излишков продуктов и сырья, не выполняют договоров по контрактации". Рачицкий заявил, что надо вести решительную борьбу с такими «лжеколхозами»; теми колхозами, каким, думалось Апейке, может, наиболее необходимо терпеливое внимание, разумная помощь!

Разве ему, наркому земледелия, не известно было, что эти «лжеколхозы-» часто не выполняли договоров потому, что только становились на, ноги!

Одной фразой нарком отметил, что особое внимание общественности надо обратить на подготовку колхозов к весенней сельскохозяйственной кампании. «Кампания», которая для многих была первой колхозной весной!

С пристальным вниманием ждал Апейка, что скажет в содокладе Тарасенко, председатель Климовичского райисполкома. Климовичские руководители были героями сессии: их хвалили, по ним призывали равняться; Апейка слушал это с недоверием — каждый раз вспоминалось то, что видел и слышал в Жлобине. Тарасенко вышел на трибуну необычно для героя скромно — в стареньком пиджачке и темной рубашке, с озабоченным, выпуклым лбом, деловито собранный. И заговорил сдержанно, по-деловому: фактами, цифрами. Не таясь, открыто повел речь о трудностях, о сомнениях, о неполадках.

Разумно сказал, что организовывать колхозы из раздробленных хозяйств это совсем не то, что создавать их на помещичьих землях, как было раньше. Отметил, что были товарищи, которые вообще сомневались в возможности создать хорошие коллективы "в наших условиях со старыми традициями земельной политики". Не скрывал, что даже не все члены партии сразу и легко поверили в колхозы. Что "твердой стеной" стали поперек колхозной дороги женщины.

Привлекала его манера говорить: это был словно не содоклад, а беседа очевидца, который глуховатым голосом, просто, открыто рассказывал все, что видел, что происходило на его глазах. Но он был не только хорошим рассказчиком, а и вдумчивым, разумным человеком, — Апейка убеждался в этом чем дальше, тем больше. Взять хотя бы то, что он особенно — выделял мысль: организовать колхоз намного легче, чем закрепить, наладить его. "Особенно мы трудно чувствовали себя при составлении внутреннего распорядка колхоза, — говорил он спокойно, рассудительно. — Это ж не колхоз, который объединяет каких-нибудь пять — семь дворов. Это колхоз, который имеет шестьсот рабочих рук, это, что называется, целая фабрика. Им необходимо дать каждому работу, и надо, чтоб эта работа была продуктивная. Надо, чтоб люди не слонялись по полю или по углам, а чтоб они работали…