Дыхание грозы

— Тяжелое. Не мешало б и облегчить! — согласился Апейка. Он вдруг почувствовал, как уходит слабость, усталость, как подхватывает задорное упорство. Сказал горячо: — Не мешало б! Думаете, кроме вас, не болит это ни у кого?

— А то болит?! — бросил Дятел.

— Болит.

2

Опыт крестьянского парня, волостного и районного руководителя, давно научил Апейку ценить в каждом разговоре конкретность, деловую точность.

Люди не переговаривались, даже от комаров не отмахивались, когда Апейка стал рассказывать, какие машины видел он недавно в Минске, выпущенные для крестьян. Она была словно необычайная красавица, та конная косилка, о которой рассказывал Апейка в красном, зыбком отсвете Миканорова костра. Василь Дятел будто воочию видел, как хорошо сидеть на удобном сиденье косарю, видел, слышал, как бегают-чикают проворные зубы-ножи, подрезая траву. А разве хуже те конные грабли: сиди себе да потягивай ручку, пружинистые железные грабли-вилы будут отбрасывать сзади чуть ли не целые копны. Косилки и грабли тут, в болотных местах, пока не всюду можно пустить, но на многих сенокосах они смогут работать. А молотилка тракторная — посмотрели б: громадина — как припятский пароход, не успеешь оглянуться — гумно целое снопов обмолотит! Ну, а машина, что копает картошку: есть и такая — картофелекопалка; это — просто чуда, иного не скажешь!

— Много чуд! Да денег — пуд! — первая вернула людей на землю Сорока. Апейке снова бросилось в глаза: Дятел, у которого только что сквозь недоверие пробивалось восхищение, кивнул согласно: правильно говорит!

— Пуд не пуд, а кое-чего стоит! — Апейка не спорил. — Один бедняк не купит!

— Ну вот, вот! Я ж и говорю! — Дятел теперь не кивнул — смотрел остро, ждал, что будет дальше.

— В том и загвоздка: один не разгонишься!..

— А зачем вам одной такие машины! — перебил Миканора, удивленно глянув на Сороку, Апейка. — Некоторым из них — целого села мало!

— Все коллектив, коллектив! — визгливо, со злостью и отчаянием, ворвалась Кулина Чернушкова.

Враз тишины, внимания как и не было. Снова запальчиво, беспорядочно доказывали Апейке, Миканору, Хоне, друг другу: "Какой коллектив, если один — одно, а другой, вроде бы, другое!" — "Ето ж, если б все одно тянули!" "Один спит, другой в носу ковыряет, а ты — разрывайся!.." — "Землю отдай, хозяйство!.." — вставил свое Дятел — наболевшее, будто злобное.

— Хозяйство там у некоторых! — плюнул с возмущением Миканор, едва унялся шум. — Полоска — лапоть не вмещается! Конь — дохлятина! А трясемся, орем! Будто дворцы пропадают!

— Дохлятина не дохлятина, а своя! — Дятел, словно его оскорбили, и не первый раз, казалось, готов был схватить Миканора за грудки. Все шумно одобрили Дятла.

Апейка поддержал рассудительно, не Миканора, а Дятла и других:

— Богатому жаль корабля, а бедному — кошеля!

— Вот правильно! — закивали, зашумели вокруг огня.

Дятел уставился на Апейку непонимающими, горящими глазами, успокоился, просветлел.

Апейка переждал возгласы одобрения, помолчал, чувствуя на себе пристальные взгляды. Будто подумал вслух:

— А только и за кошель держаться особенно не стоит!

Если, скажем, корабль выменять можно!

— Дак если ж бы знать!

— Может, выгадаешь, а может, без ничего останешься!

— И кошеля не будет! — предостерегающе высказал опасение Василь.

— Не прогадаете! — Спокойная уверенность его, заметил Апейка, многих смущала. — Вот я говорил уже — машины.

Это — одно. Тут все ясно: получите кредит — возьмете машины… Другое земля. Какая она у вас — не вам объяснять: болото да песок большей частью… — Никто и словом не возразил: тот кивнул грустно, согласно, тот вздохнул. — Урожай — сами знаете, урожай на земле нашей — известный!

Бывает, и того не соберешь, что бросишь в земельку такую…

А она и не такая безнадежная, и от нее добиться можно чегото, если подойти как надо. К земле тоже, сами знаете, подход нужен умелый! Нужны удобрения! Много и разных удобрений… Знаете, сколько получают на такой же земле в колхозах?..

Люди верили и не верили, но слушали так, что забывали и об усталости, и р комарах, и о ночи, коротком времени мертвого сна. Темень то опускалась на самый костер, то отскакивала так, что видны были вблизи неподвижные, будто зачарованные, ветви дуба. Из темноты появился чей-то конь, остановился, вытянув морду, смотрел на огонь, словно тоже слушал. Василь, и не один он, диву давался, откуда столько знал юровичский гость: и сколько где земля родит, не только у нас, а и на Украине, и в какой-то Голландии; и чего не хватает почве; и какие богатства таятся в гиблом этом болоте, с которого пока одна только польза — комары да малярия!