Дыхание осени

Как-то я не учла, что день и вокруг могут собраться люди, а сумки у меня старенькие, пластмассовые в клетку. Утешает одно: клетка бело-красная, так сказать, в любимой цветовой гамме Яра. Пытаюсь схватить хоть одну, вынести к машине, но водитель опережает.

— Это моя работа, — и смотрит так, будто я его увольняю.

Приходится бездельничать и в дверях квартиры болтать ни о чем с подругой. Ну это я думаю, что ни о чем, а у нее на меня планы.

— Привыкай, — науськивает и подмигивает многозначительно. — Ты теперь из богатых, а они с авоськами не бегают, не солидно.

— Это не авоськи.

— Ты права, это хуже. Купишь кожаные чемоданы и будешь модно путешествовать по заграницам, — мечтательно закатывает цыганские глаза и вдруг пронзает меня решительным взглядом. — Лучше всего путешествовать налегке и с подругой. Мужчина или напьется и пролежит в номере гостиницы или не напьется и тогда и ты пролежишь в номере гостиницы. А с подругой можно знакомиться с архитектурой там, кафешками, меховыми магазинами…

Ну вот, старая песня про шубу…

— Мне пора, — спешу за Макаром и последней клетчатой сумкой.

Лариса снисходительно машет рукой на прощанье, пускает театральную слезу, но я прекрасно знаю, что это временная отсрочка и к вопросу мехов мы еще вернемся, а страдания по одиночеству закончатся спустя минуту после моего отъезда.

Так и есть, обернувшись у машины, вижу ее в окне с телефоном. Машу рукой и прячусь за тонированными стеклами. Так, теперь в агентство недвижимости, написать заявление об увольнении и вуа-ля.

Вуа-ля не выходит.

Директриса уговаривает остаться; видя, что я настроена серьезно, пытается втиснуть меня в рамки путаного законодательства и припугивает двухнедельной отсрочкой. Я не лучший сотрудник, но и не худший, надо — делаю, но если я соглашусь, мы обе ничего не выиграем. Я просижу две недели в офисе, и не факт, что буду не просто сидеть, а работать, к тому же, если на меня надавить, принесу липовое заявление от другой фирмы, мол, ждут меня уже, берегут место, и уйду со скандалом, нервами, но по переводу. А жизнь длинная, шарик круглый. Наконец, директриса смиряется и подписывает заявление, она даже улыбается и толкает длинную напутственную речь, но смотрит не на меня, а на бриллиант.

— А кем твой муж работает?

Так и хочется огрызнуться, но делаю лицо и загадочно улыбаюсь. Думаю, мне положен Оскар, потому что я не играю, я действительно ничего не знаю о своем муже! Ну кроме имени, отчества, фамилии и адреса, по которому он в данный момент проживает. Как в школе говорили: в уме плюсую один? Я в уме плюсую икс, потому что помню фразу о нескольких квартирах, на одну из которых он хотел привезти меня.

Для чего ему несколько?

Или правильней задать вопрос: для кого?

Настроение рушится под башней, которую я ловко и главное очень быстро снова сооружаю. Когда выходим из машины, я прошу водителя отнести сумки в мою комнату, но оставляю их не разобранными у порога. Нет сил, нет желания что-либо делать.

На минутку ложусь в кровать, но едва голова соприкасается с подушкой, слышу как приоткрывается дверь и кто-то входит.

— Тебе никто не говорил, что прежде чем лечь спать, нужно снять верхнюю одежду?

А по закону подлости входит тот, кому я в этом доме меньше всего нравлюсь.

Тихие шаги, кровать прогибается у подножья. Я лениво приоткрываю один глаз: мальчик сидит на краешке, того и гляди навернется, а смотрит хозяином.

— Тебе никто не говорил, что прежде чем зайти в чужую комнату, нужно постучать в дверь?

— Это комната моего брата, — сопит ежиком.

— Пусть так, но с недавних пор я здесь тоже сплю.

Глаза Егора так и сверкают темными звездами, а следующая фраза сочится ехидством:

— Рассчитываешь надолго?

— А ты рассчитываешь, нет?

— Ага, — и счастливо улыбается.

Нет, я за мир во всем мире и дети — цветы в жизни. Наверное. Я только против мира за мой счет и на дух не перевариваю кактусы.

— Родители явно перестарались, когда учили тебя никогда не врать.

— Не лгать, — поправляет машинально, и улыбка его скисает.

Так, что-то связано с его родителями. Надеюсь, они живы и я перестану чувствовать себя без вины виноватой.

— Так и будешь валяться весь день?

— Лежать, — поправляю его и не рвусь отвечать.

Подумав, мальчик принимает поправку, но на своих условиях.

— Так и будешь лежать в верхней одежде на чистой постели весь день?

— Я же сняла обувь, — отмахиваюсь и зарабатываю улыбку. — А ты так и будешь сидеть у меня в ногах, пока я не встану?

— Больно надо, — огрызается и кряхтя, как старичок, встает. — Хочешь экскурсию по дому?

— Мебель рассматривать?

Хихикает, и слишком серьезное лицо сменяется детским. Подвох в чем-то есть, даже не сомневаюсь, но иду следом, хожу терпеливо из комнаты в комнату, но без интереса. Сюда бы Лариску запустить — было бы визгов, восторгов, она бы постаралась отстать от гида и в одной из комнат хоть на несколько дней затеряться. Тем более что гид неразговорчив, сам себе на уме, а комнат великое множество.