Дыхание осени

В какой-то момент повариха пытается перевести тему на меня, мол, я мудро поступила вчера с Егором, но я увиливаю. О себе я и так все знаю, а разговор о Егоре мысленно перебрасывает меня к пикантным событиям, свидетелем которых он стал.

Нет уж, лучше о Ярославе Владимировиче. И я с улыбкой киваю, когда она снова принимается его расхваливать.

— Повезло вам с мужем, — улыбается повариха.

И здесь не спорю. Кому расскажи — не поверит: обычная провинциальная девушка, которая о принце и не мечтала, попадает в настоящую сказку с настоящим, живым королем. На безымянном пальце у меня кольцо с желтым бриллиантом, шкаф трещит от дизайнерских шмоток, и завтракаю я в бело-коралловом платье в горошек от Лилии Пустовит. Глянула в зеркало прежде чем вниз спуститься, и сама себе позавидовала. Если бы мы встретились с Яром сейчас, я бы поверила, что могла ему понравиться, а тогда — в джинсах и майке с оптового рынка… Сработал эффект неожиданности и случай, а так он бы вряд ли меня заметил. Я даже на фоне Ларисы явно проигрываю. Она — яркая, легкая, взбалмошная шатенка с приветственной в глубоком вырезе грудью, а я…

А я — это я. Самоедством не занимаюсь, но и цены себе не набиваю.

В общем, сижу, чаевничаю, всем, как мартовская кошка, довольная и вот на кухню заходит мрачный Егор. Вместо доброго утра пробубнил что-то невразумительное и на стул напротив взобрался.

— Ты чего такой задумчивый с утра? — спрашиваю, пока повариха балует его блинчиками с земляничным чаем. А сама прикидываю, что Яр, наверное, тоже на кухне завтракает и только я по-королевски, с доставкой.

— Настроения нет, — говорит он и еще мрачней делается.

— Создай, — делюсь опытом.

— Интересно, как? — бросает язвительный взгляд, и прям расцветает от перспективы, что можно с кем-то погрызться. — Пройтись в парк, выпить по сладкой газировке?

— Это мне от чая плохо было, — вру.

— Ну коне-ечно, — тянет недоверчиво, и прыскает в кулачок. А я и сама готова рассмеяться, как вдруг… одна мысль подкрадывается, окапывается незаметно и елозит, елозит… А с чего все решили, что плохо мне именно от газировки?

Отставляю чай, и мчусь в комнату. Набираю Яра, потом до меня доходит, что он может быть очень занят, но раз взял трубку, спрашиваю, что хотела.

— Яр, а с чего ты решил, что я отравилась газировкой?

— А ты не отравилась? — подшучивает.

— Нет, — говорю, — мне было плохо…

— Ах, все-таки?

— Да, — киваю, будто он может меня видеть, — но почему ты решил, что плохо мне было именно от газировки?

— Ну а что ты еще ела вне дома? Сладкую вату и мороженое? Да, но Егор чувствовал себя хорошо.

— Я пила чай, — выдавливаю, холодея от осознания, что попала в точку.

— Я тоже пью по утрам зеленый чай, Злата, — говорит муж сдержанно, но видно, что ему разговор перестает нравиться.

— Да, но…

Не знаю, говорить ему или нет, потому что одно дело — мои подозрения, и другое — факты.

— Что «но»? — въедливо интересуется.

— Пока ничего. До вечера, — нажимаю отбой, но тут же идет вызов.

— Что «но», Злата?

Ох, голос как вечная мерзлота, и я застываю в нерешительности. Не хочется оговорить человека просто так, тем более что сама вчера за него вступилась, и вообще, на все должны быть причины, а я их здесь в упор не вижу. Только знаю, что права, но не знаю, почему все именно так.

Но если не скажу мужу о своих сомнениях, так и буду терзаться и возводить мысленно напраслину — лучше уж выговориться, выслушать, как я заблуждаюсь и закрыть тему.

— Яр, — решаюсь, — я вчера пила чай в салоне.

Он молчит, и я сожалею, что начала этот разговор, к тому же, он наверняка занят, а тут я…

— И он был теплым и каким-то… невкусным…

Не понимаю, зачем продолжаю рассказывать об этом чае, уже хочу снова нажать отбой, когда слышу спокойный голос Яра.

— Я тебя понял. — И отбой нажал он.

Ругаю себя, чертыхаюсь, как сапожник, и конечно, мало мне выглядеть дурочкой перед мужем, нужен еще и свидетель моего сквернословия. В дверях совершенно беззастенчиво стоит Егор. Ситуация его явно развеяла, потому что и следа нет мрачности и дурного настроения. Смотрит задумчиво, будто в уме геометрическую задачку решает, а потом говорит мне совершенно безэмоционально:

— Она была его любовницей.

— Кто? — это вопрос из разряда обычных, когда знаешь о ком речь, но оттягиваешь момент.

— Администратор в салоне.

Егор выходит из комнаты — типа, цирк уехал, а забытый клоун уже не весел. Через минуту, правда, возвращается. Я слышу его шаги по ковролину, слышу вздох, удачно сымитированный под сочувственный, слышу шорох на кровати. Перевожу взгляд и вижу карандашные рисунки на альбомных листах. На них темноволосая девушка с короткой стрижкой идет в длинном сарафане по пляжу. Темноволосая девушка сидит на берегу, словно в ожидании своего Грея. Темноволосая девушка дремлет, прислонившись к окну покрытого инеем трамвая…

Смотрю на нее и не вижу ничего, что бы могло вскружить голову такому мужчине, как Яр. Я представляла ее совсем иначе, девушку, чьи портреты мой муж хранит уже несколько лет.

Насмотревшись, собираю рисунки, иду в кабинет Яра, кладу в верхний ящик.