Дым

Подобно большинству книг, будто бы повествующих о прошлом, эта книга — о настоящем. Прошлое для нее — холст, контрастная основа, нечто фоновое, благодаря чему размышления о нас самих становятся более интересными, менее стесненными здравым смыслом. Роман может быть политическим, но в нем нет магистральной идеи; написание романа привлекает меня тем, что это процесс с открытым концом — скорее поиск, джазовое соло, а не искусная реализация заранее подготовленной схемы или повторение тонко выстроенного довода. По-моему, отношения между автором и его романом лучше всего получается выстраивать у читателя: в том, что касается повествования, именно читатель совершает величайший акт созидания — преобразование слов и предложений в смысл, которое не имеет конца.

Этот роман дал мне больше, чем я рассчитывал получить от него. Он вырос из случайной встречи с диккенсовской цитатой — с нее начинается книга — и вернул мне детское ощущение полного погружения в сюжет. Прекрасное, захватывающее ощущение. Я бесконечно благодарен роману и тем людям, которые побудили меня без остатка отдаться этому ощущению (ибо порой требуется смелость, чтобы предаваться наслаждению). Среди них Саймон Липскар, мой агент, угрожавший применить силу и проклясть меня, если я не доведу проект до конца; мои редакторы Билл Томас, Кирсти Дансит и Дженнифер Ламберт, чьи профессионализм и доброта позволили придать роману его окончательную форму; Джеймс Бойд Уайт и Эндрю Герберт Мерриллс, которые читали первые черновики и давали мудрые советы. И огромное спасибо моей жене Шанталь, которой пришлось прочитать каждую главу, пока я маячил у нее за спиной, то и дело вопрошая: «Ну что, уже закончила?» Благодарю тебя от всего сердца, любовь моя, за твое терпение и неизменную поддержку.