– Оксан, я так сильно люблю тебя, что не знаю способа, как показать искренность и силу этого захлестнувшего меня чувства.
– Я чувствую, – говорила она, поглаживая мою спину, – этот день все перевернул с ног на голову, я боюсь говорить что происходит в моей душе, боюсь, потому что привыкла жить скрывая свои чувства. Коля, я знала, что ты будешь в моей жизни, мне стоило только увидеть тебя, и я сразу же поняла, что это ты.
– Если до конца быть честным, я давно видел и знал тебя, наш с тобой случай наглядно демонстрирует существование проекции мысли формы в реальной жизни. Единственное, – улыбнулся я, – о силиконе не было и мысли. Она ущипнула меня за ягодицу. – Но я, – продолжал я, – честно, только рад и еще волосы, в моих фантазиях ты была с русыми волосами
– Да?! – удивилась она. – Я только полгода как блондинка, а натуральный цвет русый.
– Ну вот, все в цвет.
– А что еще ты представлял?
– Только тебя и ничего больше.
– А Сережа?
– Что Сережа? Он твой сын, частичка того человека, которого я люблю, надеюсь он почувствует мою любовь.
– Ты знаешь, я сильно удивилась, что ты так просто нашел с ним общий язык. Он обязательно полюбит тебя, тебя не возможно не любить. Ты такой…. Я бы съела тебя, но просто покусаю, – сказав это, она вцепилась своими маленькими зубками в мою грудь.
Я гладил ее голову.
– Ты моя маленькая кусачка, – говорил я. Она целовала след, оставленный ее зубами.
– Коль, я никого не знаю так хорошо, как тебя. Окружающие меня люди требовали определенных моделей поведения, а с тобой мне не нужно думать как вести себя. Так спокойно и естественно мне не было никогда. Спасибо.
– Ну, ты что? – взяв в ладони ее лицо, говорил я. – я благодаря тебе и только для тебя такой. Только мысли о тебе заставили меня жить и видеть этот мир по-другому. Только ты наполнила мою жизнь смыслом, только для тебя я живу.
– Коля, я люблю тебя, – дрожащими губами прошептала она, не отрывая от меня увлажнившихся глаз.
– И я люблю тебя, – целуя ее лицо, говорил я. – А теперь будем спать.
– Что утром тебе приготовить?
– С твоих рук, даже яд, – улыбнулся я.
– Что ты любишь?
– Ни что, а кого. Тебя.
– Коль, скажи.
– Омлет и кофе, – сказал я, выключая музыку, – а теперь быстро в кровать, прижимаешься ко мне попкой и мы спим.
– Сейчас, трусики надену.
– Зачем?
– Не надо?!
– Возиться с ними с утра, могу разорвать их на тебе.
– Ну и что, – в ответ мне улыбнулась она, натягивая трусы.
– Смотри, вскоре нижнего белья не останется. Иди ко мне. – Она скользнула под одеяло, попав в плен моих жадных рук.
– Ты такая удобная, – говорил я, прижимая ее.
– Потому что маленькая?
– Потому что создана для меня.
– А ты для меня!
Я поцеловал ее в губы.
– Приятных снов, любимая!
– И тебе приятных снов, любимый, – ответила она, повернувшись ко мне спиной, прижимаясь крепкими ягодицами.
Плыли липкие, радостные дни, пропитанные соком Оксаны, ее счастливым смехом, радостью Сережи. Я грелся в их искреннем, не искусственным свете, впервые чувствую себя ЖИВЫМ. Я питал окружающий мир чистой энергией, я как и они освещал его, согревая все вокруг. Мое чувство росло превращаясь вполне осязаемое, им я обнимал Оксану, Сережу, все человечество, я прикасался им к Создателю, благодаря ЕГО за ЖИЗНЬ дарованную мне. Я парил на нем, подобно ангелу, мне не нужны были ноги, только ОНА – Безграничная любовь!
Обдуваемые холодным осенним ветром, мы втроем стояли на перроне. Юля уезжала.
– Ладно, Оксан, прощаемся не на веки. Еще увидимся, я так рада за вас, любовалась вами все последние дни, – искренне говорила Юля, – Коль, – взглянула она мне в глаза, – через неделю тебя ждем, я все подготовлю за это время.
– Спасибо, Юль, – благодарил я.
– Ну и командировочка, – улыбнулась она, – ладно, счастливо оставаться, я побежала, и вам хватит мерзнуть.
Ее губы коснулись моих щек, я помог ей занести сумки, и она исчезла в вагоне.
– Поедем домой, – говорил я, утопая в ее грустном взгляде.
– Ты хочешь кушать?
– Нет, а ты?
– Немного, тогда в Абазе поедим.
– Хорошо, – согласился я.
Мы быстро выехали из Абакана, пропитанного углем, алюминием, бесчеловечной властью, такими же пытками, произволом, насилием, отсутствием надежд на перемены, СТРАХОМ. В этой маленькой Швейцарии, как называет ее Лебедь, находиться один из заразных очагов правового нигилизма, без Божия, семейной преступности, захвативший все рычаги власти. Хакасия – рай для безбожников и садистов. Я слышал сердечный стук угнетенных, он больно бил по моим перепонкам. Страдания чистых перед Богом и людьми, людей, оглушительным криком неслись из поселка Молодежный, из застенок Черногорска, из зараженного Минусинска, стены которого помнят преступника Ильича.
Глаза бесов в женских и мужских обличиях, облаченных в мантии судей, формы прокуроров, полицейских, пиджаки, сорочки, угрожающе пылали адским огнем. Они рыскали день и ночь и, обнаружив в ком-то хоть малейшее проявление воли, протеста, безжалостно поглощали его ненасытной пастью, пережевывая безупречно работающей системой пыточных лагерей и тюрем.