Дырчатая луна

— Да! Я смотрела на часы!

— А сколько времени, по-твоему, уже прошло?

— Не знаю... Ой! Наверно, давно домой пора. Мама сегодня дома и уже с ума сходит из-за меня!

— Не сходит, не бойся... — Лесь прыгнул с камня, принес девочке ее часики. — Видишь, все еще двенадцать. Секундная стрелка бежит, а другие стоят...

— Испортились...

— Нет! Просто время здесь замирает! Купайся и загорай хоть целую вечность. Ну, такой подарок для нас в этом месте!

— Честно-честно? — ее глаза опять стали большущими.

Лесь немного обиделся. Не всерьез, а для порядка.

— Думаешь, шучу с тобой? И когда вытаскивал — шутил, и сейчас, да?

— Ну, не сердись. Просто трудно это... понять сразу.

— А ты не сразу, — посмеялся Лесь. — Понимай постепенно, спешить-то некуда. Пока мы здесь — все время будет полдень. Я это давно открыл.

— Чудеса какие, — выдохнула девочка.

Она сказала «чудеса какие», но большого удивления не было. Гайкой овладела легкость и беззаботность. Раз время не движется и раз эта бухта волшебная (или почти волшебная), значит, и она, Гайка, — не совсем Гайка. Все вроде бы как в сказке или во сне. И можно ни о чем не тревожиться. И этот коричневый белоголовый мальчишка — вроде бы уже не Носов из четвертого «Б», а маленький волшебник. Этакий Питер Пэн...

Гайка опять прилегла на камень, закрыла глаза. Услышала, что Лесь тоже лег, а потом весело спросил:

— Тебя как зовут? А то даже не знаю имя родственницы...

— Галя... Галька... А когда маленькая была, букву «эл» не выговаривала, получалось «Гайка». Все так и стали звать.

— Ясно. А меня — Лесь.

— Какое хорошее имя! Не то что мое!

— А чем тебе твое не нравится? — удивился Лесь.

— Маме сперва не нравилось. Говорила, что «гайка» — железная, тяжелая, а про меня она мечтала, что стану балериной или музыкантшей. Но потом привыкла.

— А ты станешь балериной? Или музыкантшей? — с неожиданным интересом спросил Лесь.

— Не-а, — беспечно откликнулась Гайка. — В ансамбле мне не понравилось. А в музыкальной школе сказали: слух недостаточный. Мама была в отчаянии...

— А ты?

— А я нет. Надоели все эти гаммы...

— А кем хочешь быть?

— Понятия не имею, — отозвалась Гайка все с той же беззаботностью. — Я вообще бестолковая. В школе — троечница. И даже плаваю, как... гайка.

— Не горюй, Гайка, — утешил Лесь. — В школе многие талантливые люди были троечниками, только педагоги скрывают от нас эти факты... А плавать научишься. Главное — чаще тренироваться.

— Тебе хорошо. Ты, наверно, каждый день тренируешься. Все время на море и на солнце....

— Отчего ты так думаешь?

— Ну... — Гайка несмело хихикнула. — Ты весь такой солнцем обжаренный, даже пятки. Они и у негров-то иногда розовые, незагорелые, а у тебя...

Лесь объяснил чуточку горделиво:

— Это не от загара. То есть от загара, но не от здешнего. Я таким коричневым на свет появился... Знаешь отчего?

— Нет... не знаю...

— Оттого, что я родился ближе всех к солнцу!

— Да? Не может быть, — робко не поверила Гайка.

— Ну, вероятно, это не единственный случай, но ужасно редкий. Мама родила меня на высоте одиннадцать тысяч метров.

— В самолете?!

— В самолете!.. Она с подругой летела из Москвы домой и... в общем, не рассчитала. Вернее, это я поторопился.

Гайка засмеялась:

— Захотелось поближе к солнцу?

— Наверно... А оно любит тех, кто к нему тянется, вот и покрасило меня раз и навсегда. Ультрафиолетом...

— Значит, все нормально кончилось? — заботливо спросила Гайка. — Самолет — это ведь все-таки не роддом.

— Почти нормально... Там целая бригада врачей была, летели на какую-то конференцию. Они быстро управились с мамой и со мной... Только одна неприятность все же случилась...

— Какая?

— Самолет тряхнуло в воздушной яме. И от этого получилась родовая травма. Вернее, потом сказали, что, наверно, от этого...

— А... какая травма? — Гайке и спрашивать было неудобно, и промолчать неловко: вдруг Лесь подумает, что ей безразлично.

Лесь глянул в упор желтовато-серыми глазами.

— Разве ты не видишь, что левый глаз у меня косит?

Гайка заставила себя несколько секунд не отрывать взгляд. Потом все-таки заморгала, но ответила твердо. И честно:

— Нет, Лесь. По-моему, ничего не заметно.

— Вот и славно! — обрадовался он.

— Просто иногда... кажется, что ты смотришь как-то... загадочно. Тебе это даже идет, — собравшись с духом, выговорила Гайка. — А никакой косины вот ни настолечко нет...

— А мама все беспокоится: «Давай закажем новые очки». Это специальные, чтобы оптическую ось выправлять. Меня такие с младенчества заставляли носить, а недавно я... то есть они тюкнулись о камень. Одно стекло вдребезги.

— А почему же новые-то не заказать? — со взрослой озабоченностью сказала Гайка.

— Да ну их. Надоели.

Гайка понимающе спросила:

— В классе дразнят, да?

— Что ты! Никто не дразнит! У нас в классе четыре человека в очках и два из них знаешь какие авторитетные!.. И вообще класс у нас дружный, все ребята хорошие.

— А Вязников? — не удержалась Гайка.

— Ну, что Вязников... — потускнел Лесь.

Гайка моментально испугалась, но отступать было некуда.