У того на вельветовое колено упала капля.
— У тебя... болит что-то?
— Нет, ничего... — Ашотик всхлипнул. — У меня бывает такое... Не сердись, пожалуйста.
— При чем тут «не сердись»! Я... просто не знаю, что делать...
— Ничего не надо делать. Сейчас пройдет... Это как-то само собой случается. Даже на уроках. Меня сразу отпускают из класса.
Лесь потерянно молчал.
Ашотик мохнатым рукавом вытер глаза. Прошептал:
— Можно, я теперь пойду домой?
— Как хочешь. Только я еще телескоп тебе не показал...
— Потом. Если разрешишь, я еще приду...
Це-це на дворе развешивала белье.
— Лесь, миленький! Ты все гуляешь, а уроки сделать ты успеешь? Вам много задали на завтра?
— О, Господи! Завтра воскресенье!
— Ну, не сердись, не сердись. Я же только спросила...
— Я провожу Ашотика.
Вышли за калитку, спустились на тротуар. Ашотик был притихший, виноватый. Чтобы как-то его встряхнуть, Лесь спросил:
— Кузя тебе понравился?
Ашотик расцвел на ходу. Сразу.
— Очень понравился!
И тогда Лесь решительно пообещал:
— Я подарю тебе такого же. Который скоро вылупится.
Нет, он не забыл про Гайку, но отпустить Ашотика без всякого утешения... Ну, никак нельзя.
Ашотик остановился. В глазах — недоверчивое счастье:
— Не может быть...
— Отчего же не может? Подарю. И ты научишь его всяким фокусам. И чтению, и математике...
— Обязательно! — Ашотик даже запританцовывал. И вдруг потянул через голову свитер. — И правда, Лесь, жара какая...
Проводив Ашотика, Лесь вернулся домой и забрался на пологую крышу пристройки. Волнистые плитки оранжевой черепицы были теплыми от солнца и пахли, как печные кирпичи. На крыше стояла похожая на скворечню будочка из досок. В ней Лесь хранил кое-какое имущество.
Лесь приспособил к двухметровой рейке маленький блок, пропустил через него веревку. Прибил рейку к стене будки — получилась мачта. На нее Лесь поднял желтый с черным кругом флаг. С моря потянул ветерок, флаг шевельнулся, хлопнул.
Звякнула калитка, сипло тявкнул Пират. Лесь глянул вниз. В калитке стояла Гайка с большущей книгой под мышкой. Пирата Гайка не боялась, тем более что он уже махал хвостом. Гайка смотрела вверх на Леся. Чуточку виновато.
— Я... вот... нашла тот самый словарь. Где про гульку.
— Забирайся сюда, — велел Лесь. Он не удивился, что Гайка пришла. Она обрадованно полезла по приставной лестнице. Лесь потянулся навстречу, ухватил пудовый том.
— Как ты его дотащила?
— Да не так уж трудно... Трудно было ваш Шлюпочный проезд найти. Здесь все такое запутанное.
— Это с непривычки, — снисходительно сказал Лесь.
— Ага... — выдохнула Гайка.
Она теперь была не в школьном платьице, а в краснобелом клетчатом сарафанчике, и Лесь подумал, что в этом наряде Гайка еще симпатичнее. Впрочем, подумал мельком. Больше самой Гайки его интересовал словарь.
— Где тут про гульку?
— Сейчас... Это будто специально про тебя, я же говорила... — торопливо улыбалась Гайка. — Вот... — Она развернула книгу, где была сделана закладка. — Смотри.
Лесь прочитал:
«Гулькин... С гулькин нос — очень мало, ничтожное количество (от ласкового названия голубя — «гуля», «гулька»)».
— «Ничтожное количество»... — обиженно хмыкнул он.
— Но ведь не прыщ и не шишка! Это же с голубем связано, а голубь — он красивый... ой! — Она засмеялась. Лесь тоже, потому что получилось как по заказу — хлопая крыльями, сел на рейку с флагом голубь — сизый житель окрестных пустырей. Поворковал, глянул на Леся и Гайку по-хорошему и улетел...
Они поболтали немного о том о сем, а потом Лесь показал Гайке инкубатор. После этого повел ее в дом и познакомил с Кузей. Кузя добросовестно продемонстрировал свои таланты. И наконец дружески прыгнул Гайке на плечо. Она вздрогнула.
— Не бойся, — сказал Лесь, — не кусается.
— А если током щелкнет?
— Хорошего человека не щелкнет!
— Разве он знает, кто хороший, а кто нет?
— Чувствует... Ты ведь не хочешь ему вреда?
— Нет... Только он лапками щекочет. Когда у меня будет свой, я привыкну.
Тут Лесь погрустнел и озаботился. А Кузя прыгнул с Гайкиного плеча в сандалию на стене. Гайка похвалила:
— Какой уютный дом ты ему придумал.
— Я не придумывал, это он сам выбрал. А сандалета была еще раньше прибита, год назад.
— Зачем?!
— Ну... такой у меня обычай. Как лето кончается, я изношенную сандалию прибиваю над кроватью. Двадцать первого сентября. Это осеннее равноденствие и мой день рождения...
-- Ой, а я тоже в сентябре родилась, только раньше, четырнадцатого!.. Лесь, кузнечик выведется к четырнадцатому?
— Нет, наверно, не успеет, — бормотнул Лесь.
— Ну, ничего. А насчет сандалии ты здорово придумал. Лето будто прилипло к стенке.
Лесь повеселел:
— У меня про нее даже стихи сложились:
— Молодец какой! — восхитилась Гайка. — Ты часто стихи сочиняешь?
— Никогда в жизни! Это один раз, случайно.
— Все равно молодец... А почему это Кузя спрятался?
— Застеснялся... Гайка, пойдем на крышу, там ветерок.
Флаг по-прежнему полоскался на ветерке.
— Лесь, ты зачем его поднял? Для красоты?
Лесь пошевелил на босой ноге пальцем с желтой ниткой.