Дырявые часы

– Ох, хорошая моя, расчувствовалась. Вот не зря мне снились барабаны! На пользу тебе беременность, ох на пользу! Люби нас сильно, всё правильно, – «учила её жизни» мать и гладила по щекам. – Сначала пупса люби, потом… – она хитро поглядела на Жиля, – мамочку твою ненаглядную. Потом… – уже чрезвычайно хитро сверлила зятя взглядом, – родину свою не забывай. Затем…

– Ну! – не выдержал и улыбнулся Ивон.

– А мужа твоего – моего сыночку – я буду! Никто крепче не потешит мужика, чем тёща – как говорится, зятю родная душа! Воздух и отрада! И привечу, и накормлю! – шутила мадам Илар.

– Ага, ты уже сегодня обещала его отравить…

– Так это всё из-за его французского, – весело отмахнулась она.

– Да что не так с моим французским! Вот мне ваш очень даже нравится, Нильда. Есть в нём что-то симпатичное и искреннее.

– Конечно. Старые не врут. Как там? Enfants et fous disent la vеritе[16]!

Пия с мужем засмеялись, а Нильда ничуть не смутилась:

– Ну, видать, опять чего напутала. Главное, чтоб все были здоровы.

– Ага, – кивнула Пия, – особенно головой!

В общем, дни текли-бежали.

Нильда с радостью и разгадкою в глазах смотрела на растущий живот дочки, всё больше перенимая обязанностей по уходу, чтобы зять совсем не обессилел раньше времени. Сроки приближались.

Когда Пию повезли в клинику на сохранение, она отговорила Жиля прерывать подготовку к новой выставке: «Мама везде похлопочет, а ты занимайся своими делами, любимый. Мне, если честно, с ней даже поспокойнее – ты слишком уж переживаешь, чуть ли не хуже меня. Врач обещал: и недели не пройдёт, как мы уже станем родителями».

Сказано-сделано. Смс будущим папкой строчились тёплые, обширные. Каждый вечер да сто раз на дню. А не выдержит – позвонит, то разволнует опять жену; тогда перезванивал ему уже Этьен или тёща, чтоб доставить втык от врача. Потому смс лучше: в буквах волнений не видать было, а значит, всем мирно. Мадам Илар успокоит, уложит дочь, потом наберёт Жилю – успокоит, уложит зятя, да пораньше с его-то тугим засыпанием. Когда спала она сама – неизвестно.

Раньше Пия недолюбливала друга Жиля, а его девушку, Лулу, и вовсе знала понаслышке, но теперь сердце её оттаивало. Каждый по очереди, через смену да вдвоём вместе окружили они её заботой. Лулу, приятная каштановая медсестра, быстро и крепко сдружилась с Пией рассказами о своей недавней беременности Клодом и раз за разом спокойно объясняла ей все тонкости процедур, лекарств – да любой вопрос таял при ней быстрее, чем при враче, которого роженица понимала с трудом (говорил он быстро и не скупясь на термины). А заглянет к ней гормональная грусть, подоспеет Этьен со своими присказками. Шутки Сванье принимали совершенно иной вид с Пией: если Жиля они проверяли на прочность и оттачивали его «мужскую» стойкость, то для Пии они проходили нарко- и алкоконтроль, теряли градус в цинизме и завязывали на себе огромный розовый бант прежде, чем пролезть к ней в ухо. Лулу не узнавала своего пошляка, но догадывалась, что это он ради друга (точнее, чтобы прийтись к новому двору приятеля) прежде, чем сказать какую-нибудь нелепицу мысленно клеймит позором «скользкие» выражения и безжалостно швыряет их в цензурную корзину. Из которой, по-видимому, потом и достаёт их для всех остальных. Как заметила Лулу, два человека делали из него человека: начальник и Пия.

«Да уж, – отвечал он, – язык теперь у меня правильно сломан. Ну… не постелешь соломки сейчас, потом с Клодом придётся по барам ползать – когда безжалостная мама-Пия отберёт у меня друга».

Однажды Жиль всё же решил заглянуть в клинику тайком, с букетом, но Этьен почему-то трубку не взял. Пришлось звонить Лулу. Та взволновано ответила, что Этьен в больнице, что Пия в порядке и приезжать не требуется.

Положив трубку, растерянный Жиль не понимал: в своей или какой другой больнице друг, но сердце было не на месте. Походил он из угла в угол до вечера, а там позвонил сам Этьен.

Радостно он сообщил, что взял на работе отгул, чтобы обмывать рождение крестника или крестницы; предложил вскоре встретиться в любом баре, на выбор папаши, и проставиться по полной. Взбодрённый Жиль, конечно, согласился, но повесив трубку, снова испытал смешанные чувства: про здоровье приятеля ведь и не спросил. Хотя… если тот так живо трепался, значит, всё действительно было не плохо.

На работе Жиль решил отметить попозже, когда уж точно нечто кричащее будет содрогать стены его тихой квартирки, а вот сам процесс рождения заочно сопровождать он собирался только с Этьеном.

Пия заметила, что сегодня вокруг неё не переставал роиться медперсонал. Через окно она увидела, что её лечащий врач раздавал многочисленные распоряжения, а сам делал вид, будто ничего и не происходило или это он о погоде разглагольствовал с помощниками (остального роженица не разобрала).