Дыша духами и туманами

Вся в черном – легкая на снеговом, на белом… Идет и черным не пугает белизны…

В темноте бесстыдно шуршала, наклонялась, тяжелые длинные волосы падали налицо. Теплыми пальцами вела по моему плечу, отдергивала руку, будто обжигалась. Всем существом чувствовал, как Архиповна сильно жалеет меня. Может, при ней и булавка была, но я сдерживался, хотел чтобы сама догадалась. «Не бойся», – шепнул, когда пальцы Архиповны коснулись наручников. Вместо ответа она прижалась ко мне небритой щекой. «Лесной травой пахнет…» – неуверенно шепнул я. В ответ она промычала сладко. – «Или дикими ягодами…» – Она опять промычала. Может, хотела спросить: «Кто тебя пристегнул к скобе?»

Я очнулся.

Пахло горьким.

Зудел одинокий комар и дверь в избу была широко растворена.

– Чикембе? – в страхе закричал я.

Во времена Чехова и Толстого даже самый маленький писатель был больше, чем писатель, а сейчас самый большой – меньше. Я уже не был уверен, что привезу лесную в Питер. Несколько звезд светилось в пыльном оконце. Где взять силы? Если брат Харитон черпал их прямо из Космоса, почему не смогу я? Пещерной мыслью, синей плесенью. До полюса тут ближе, чем до ближайшей железнодорожной станции. Здесь все возможно. Время страшных чудес пришло. В лунном свете я видел иссушенное тельце жалкого лесного цветка, оброненного на пол. Говорят, после секса укорачиваются ноги. Может и так, рулетки при себе я не имел. К тому же, секс во сне – это всего лишь секс во сне. Не больше. Звезда в оконце мерцала. Для чего мы живем? Чтобы получить представление об окружающем мире? Смешно. Изнасиловать могут и в дорожной пробке. Почему Святой сказал мне, что я многое увижу, но многому не поверю, принесу новости, а они никого не обрадуют?

В лесу раздались какие-то голоса.

Гей-та гоп-та гундаала?

Нет, только не это.

25

Маленькая плотная мышь суетливо металась по избе.

Почему-то Архиповну это не пугало. «Где ты отрастила волосы, когда успела?» – спросил я во сне. – «В Китае, – нежно выдохнула Архиповна. – Волосы не дети, в Китае их можно выращивать сколько угодно». И спросила жалостливо: «Хочешь пить?» Медленно двумя ладонями опустила мою голову к грудям. Выгнулась. Направляя шепнула: «Вот так… Так… Будем голодать, всю семью прокормлю…»

Я жадно присосался.

Грудь упруго ходила в моих губах.

Я боялся ее потерять. Нежность молока, сладость млечная. Ничего не бывает лучше. Теперь никаких вин, никакой водки. – «Тебя не кормят?» – Мне показалось, что Архиповна жалеет меня. Но женщин не поймешь, их чувства всегда изменчивы. Во сне я жадно ловил губами упругую пушистую грудь. Никогда в жизни не снились мне такие сны. Моя осознанность катастрофически падала, потому что я полностью подчинился желаниям Архиповны. И хотел этого.

«Общие подконвойные работы».

Сыч хохотнул в тайге. Рука затекла.

Я проснулся и с трудом сел на скамье, вслушиваясь в предрассветную тишину.

Распухший язык больше не затыкал рот. Он даже не казался распухшим. И пить совсем не хотелось. Неужели во сне можно утолить жажду? Когда я расскажу этот сон Архиповне, она растрогается. Женщинам нравится спасать мужчин, а она ведь меня спасла, думал я, разглядывая в пыльном окошечке изменившийся рисунок звезд. Даже побряцал наручниками для убедительности.

За избой застонали и я мгновенно замерз от ужаса.

Медленно провел пальцем по скамье. Влажно. Запах молока.

За открытой дверью в нежнейшем, как бы даже светящемся тумане, доходившем им до бедер, снова появились братаны. Теперь не как суслики, а как доисторические чугунные локомотивы. Маленькие лобики морщили в чело. Ворочали тяжелыми волосатыми головами, как кочками, выслеживали стремительную тень. Мелькнула волосатая нога в лунном свете. Плечи – как в серебристой хвое. В лунном свете все казалось неверным, текло, плавилось, но Кум не зря выкармливал братанов мясом. Один внезапно нагнулся (влажный свет облил его чугунные плечи) и жадно запустил толстую короткую руку в туман. Шарил в нем, как в молочном ручье. Другой тоже насторожился, свистнул. Стремительная тень метнулась из-за ели, прорвала туман, как влажную стену, впилась зубами в шею братану. А может это был поцелуй. Не знаю. Ночь сразу пришла в движение. Второй братан завыл, зацокал. Бросился на помощь, упал. Все исчезли в тумане.

26

Зато в проеме дверей мелькнула рука.

Курчавая растительность, как на мужике Евтихиеве, много десятилетий украшавшем советские школьные учебники анатомии. Торчащие груди, покрытые шерстью в рыжее колечко. Лицо, как солнышко, в русых завитках, бессмысленная блаженная улыбка. Я так понял, что Лесная дева явилась окончательно спихнуть меня с ума. Попробовал отодвинуться, отсесть, пополз по скамье, но спина уперлась в бревенчатую стену, оцарапался, пристегнутая к скобе рука повисла в воздухе.

Запах пота и молока.

Запах влажной шерсти.